Водитель паркуется у железных ворот, разъеденных ржавчиной. Тут нет деревьев и травы, а небо будто темнее. Над крышами вражеской местности даже птицы не летают, и я совершенно не удивлюсь, если из их кранов течет мертвая вода.
— Это дом Громова?
— Не задавай лишних вопросов.
Замут нервничает. Он до хруста сжимает кулаки, щелкает ремнем портупеи и поправляет оружие. Молча выходит из машины. Безымянный водитель поступает так же.
Я делаю вид, что меня нет, но прохлада от автомобильного кондиционера сменяется зноем, когда дверца машины распахивается, и Чудовище кивком приказывает мне поторопиться.
— Позвольте подождать в машине. А потом делайте, что хотите. Я боюсь идти к Громову…
Глупостью было надеяться, что Замут прислушается. Он недовольно вздыхает, склоняясь ко мне, хватает запястье, насильно вытаскивает из авто. Неуклюже вываливаюсь, еле удерживая баланс, и застываю. Смотрю на Чудовище, а он на меня. И мир вокруг нас останавливается, перестает жить. Стираются границы бокового зрения, и сердце колотится в унисон с частым дыханием. Я вижу свое отражение в черных глазах Чудовища. До мурашек красивых. Его ладонь плавно скользит от запястья ниже, я успеваю прочувствовать, как Замут на долю секунды соединяет наши пальцы в замок и чуть сжимает, поглаживая тыльную сторону моей кисти.
Чудовищу до дрожи не хочется прерывать наш контакт, и он злится, молнией отстраняется, потому что слышит за спиной хрип своего подчиненного:
— Командир, с этим что делать?
Лысое вражеское отродье в камуфляже и берцах указывает на Хорула. Мой страж испачкан в собственной крови. Она уже высохла и корками покрывает его лицо. Ему больно выкрученные руки, которые скованы наемниками.
Чудовище отворачивается от меня и задумчиво окидывает взглядом владения, то больше походят на тюрьму. Под стать изуверу Громову.
— Этого покойника прямиком в ангар для допросов.
Чудовище достает из кармана пачку сигарет, не оборачиваясь ко мне, закуривает. Сизый вонючий дым пробирается мне в ноздри. Морщусь, поджимаю пальцы на ногах, пригретые сухим асфальтом, жду своей участи.
Смотрю по сторонам в надежде увидеть мирных прохожих, но здесь, на Бутырской сорок восемь, все точно вымерли. Никого нет, только лай агрессивных собак доносится поодаль. Надрывный, неистовый. Рык бойцовских кобелей таких же диких, как и наемники, что темными душами бродят туда-сюда у забора Громова.
— Вы убьете Хорула?
— Не сразу.
— Но почему так жестоко? Вы получаете удовольствие от крови?
— Нет. — Замут с шумом выпускает из легких дым, выбрасывая окурок в сторону. Вполоборота смотрит, приподнимая бровь. — Айхан поступил бы так же, окажись я на месте твоего дружка. Не думай об этом. Это часть нашей судьбы и тебя она не касается. Идем в дом.
Мне ничего не остается, как обжигать стопы раскаленным асфальтом, двигаясь за высокой фигурой Чудовища. Взволнованно треплю рукав платья, когда два наемника с противным скрипом распахивают ворота и пропускают нас.
Я вижу большой особняк с плоской черной крышей. Двор, полностью залитый бетоном. Такие же серые неуютные постройки. И… маленький клочок, что яркими красками выделяется на фоне. Детскую площадку с качелями, горкой и турником. У Громова есть ребенок? Ужас…
Вторая волна ужаса захлестывает меня тысячекратно, когда перевожу взгляд с оранжевых бортиков на горке к ступенькам каменного крыльца. Сохрани меня господь…
