Она подхватила корзину с Адамом и быстро покинула мансарду.
Но в комнате спрятаться не удалось, её догнала София и, словно чувствуя её настроение, обняла без слов, выражая поддержку. Тира чуть не разревелась, Офелия стала последней каплей в расшатавшемся настроении, так больно видеть их вместе, даже если Рэмиль не выглядел счастливым, это всё равно задевало.
В её комнате на столе в вазе стояли звёздочки. Похоже, Рэм принёс их, поставив в прошлых отношениях точку или, напротив, показал, что его не остановят её злые слова, и он всё ещё готов ухаживать. Тира подняла цветы, вдохнула сладкий пьянящий аромат и зло смяла их, бросив в камин. Такая глупая любовь, Тира изнывала от ревности, собственные эмоции, не поддающиеся контролю, выводили её из себя. Отец требовал от неё твёрдости, заставлял контролировать эмоции и не проявлять чувства на публику, теперь же она ведёт себя как Офелия.
— Ты сама не своя, — заметила София, перекладывая Адама в кроватку.
— Не могу с этим справиться, — тихо призналась Тира, закрывая лицо ладонями.
Она прежде не делилась с подругой своими чувствами, не рассказывала о любви к Рэмилю, но София так много времени проводила с ней рядом, что и без слов могла догадаться.
— Хочешь, попрошу у Кинга для тебя успокоительное? Он как-то готовил для меня, очень помогает отвлечься и отдохнуть.
— Наверно, это хорошая идея, — вздохнула Тира, она сама устала от бесконечных переживаний. — Но он сегодня рано ушёл спать...
— Можно проверить.
София мягко улыбнулась и протянула руку, как символ помощи и поддержки. Тира с благодарностью её сжала. Элементаль остался присматривать за Адамом, и девушки направились к лекарю. В темноте узкие коридоры выглядели пугающими и незнакомыми. Тира подсвечивала дорогу своим огоньком, а София держала перед собой свечу. Отблески от света плясали на стенах и отражались в узких окнах, и Тира очень надеялась, что никто не выйдет их проверить. Общаться с домочадцами сейчас совсем не было сил.
Они дошли до кабинета Кинга, и София осторожно приоткрыла двери. Заглянула внутрь и позвала за собой. Обитель лекаря пустовала, в банках на дальней полке, разбуженные светом, зашуршали какие-то насекомые: бабочки, моль, цикады. Тира зажгла свечи и осмотрелась. Таинственная лаборатория всегда притягивала таинственностью, но, оказавшись тут без надзора, всё стало выглядеть приземлённым — обычные травяные сборы, набор с перегонными колбами и книги. Всё такое же, как в доме Бальдо Пасторе, доктора семейства Хьюго.
— Я помню, он хранил склянки где-то тут, — пробормотала София, перебирая баночки в ящиках, — и пахло оно немного сладко. Кажется, эта. — София протянула ей узкую бутылочку с толстой пробкой.
Тира вытащила её и принюхалась издалека — пахло приятно, но до отвращения знакомо. Она свела брови, пытаясь вспомнить, где встречала этот аромат — запах черёмухи и старой смолы. Стоило поднести бутылочку ближе, в нос ударил резкий и до тошноты узнаваемый запах. Такой мерзкий, липкий и приставучий... От узнавания у Тиры закружилась голова, она с трудом удержалась на ногах.
— Нет, это другой. — София продолжала перебирать зелья, а Тира, пошатываясь, направилась к спальне Кинга.
Она не могла ошибиться, запах запомнился, въелся под кожу и, казалось, жил вместе с ней все последние восемь месяцев. То, что братья Милани дали ей в маленьком лесном домике, имело схожий, нет, точно такой же запах и цвет. Только для Тиры его ещё подогрели и немного разбавили, потому что зелье было настолько густым, что даже не растекалось.
