Наследница Унылой Пустоши - страница 47
Сразу за ними уходят наблюдающие, образовывая пробку на входе. Очередь из безликих фигур продвигается медленно, но когда доходит до конца, Расмус и парочка, шепчущаяся об итогах заседания, тоже покидают залу. Хакика ждет Ириду, но та дает понять, что этого делать не стоит. Чародейка уходит, и в зале остаются всего трое.
Я отступаю от каменного трона. Предводительница братства тут же выдвигает его и встает. Доходит до Ириды и опускает загорелую руку на фарфоровое плечо. Советница глядит в лицо своей руководительнице с грустью. Тогда Ифэ наклоняется к уху Ириды. Они обмениваются несколькими тихими фразами, но их перешептывание не вызывает во мне омерзение. Скорее, трепет и надежду на что-нибудь хорошее. Но надежда уходит месте с Иридой.
Она прощается. Не отводя от меня взгляда, тихонечко захлопывает дверь.
Я обреченно опускаю глаза в пол и шепчу в пустое пространство:
– Мне так жаль…
Удивленно распахиваю ресницы в маминых объятьях.
– Мне тоже, птичка…
Глава 9
– Мне тоже жаль, птичка. Но я не могу поступить иначе, – ее руки окружают мою шею в нежном объятье. Мама кладет подбородок мне на макушку и отдувается от торчащих из пучка волосков. Они щекочут ей нос. Но мама не поддаётся их проказливым играм и сглаживает ладонью, заправляя обратно в прическу. Повторяет это движение, с каждым разом вкладывая в него все больше… любви?
– Алфий возненавидит меня… – выдыхаю я ей в шею. Мама отклоняется, держась за мои щеки, омытые слезами.
– Брось. Никто тебя не…
– Я променяла тренировки с ним на времяпрепровождение с Пэйоном и его шпионами. Я предала доверие Алфия. А это самое оскорбительное, что только можно было совершить в отношении него.
Мама цокает языком.
– Нет, я не просто оскорбила его, а сделала это у всех на глазах! Но я не думала, что все так случится. Я думала, что совершаю подвиг, как делали благородные рыцари из сказок! – Слезы обжигают мне лицо. Щеки алеют, уши горят. – Но никто не станет воспевать мои деяния. Более того, члены Совета порицают мой «подвиг». Порицают Алфия. Порицают меня.
– Никто никого не порицает… – Она даже не успевает закатить глаза, как я продолжаю:
– Они говорят, я беспечная, бестолковая, безответственная, – с каждым новым сказанным словом в горле нарастает ком. Он не дает мне вдохнуть. – Ты сама говорила, что я веду себя недостойно твоей наследницы.
– Я была зла на тебя.
Она и сейчас как будто бы немного злится. И я знаю почему.
Мама считает слезы пустым проявлением излишней сентиментальности. Оттого я стараюсь воздерживаться от истерик при ней. А если и плачу, то могу рассчитывать, что не она, а моя лучшая подруга подставит плечо.
Как бы печально это не было, но Ифэ больше вкладывает, чем забирает мои слезы. Не смотря на то, что сегодня она проявляет сострадание, я, скорее, расбухну от количества слез, чем маме хватит терпения утихомирить меня.
– У заседателей Совета есть куда более веская причина называть меня бестолочью. Большинство из них уверены, что я самая никчемная наследница главы братства, какая только может бы быть.
– Но другой нет, – Ифэ давит на меня голосом, а затем повторяет, чтобы я раз и навсегда это уяснила: – Другой кандидатуры на этот пост нет и не может быть.
– Лучше бы была! Ее нахождение в стенах города не представляло бы собой угрозу, тогда как мне для этого придется лишиться зрения!
Меня бросает в жар. Маму тоже, судя по тому, как стремительно она краснеет.