– Мы долго с Андрюхой анализировали эти намёки и намёки этой твари Кары, – Рома сел рядом со мной, – и пришли к выводу, что это ничего не меняет. Какая разница, если все, кому ты дорог, узнали тебя как раз после той инициации. Значит, настоящего Костю Керна никто, включая родную мать, толком и не знал.
– И получается, что даже бабушка с дедом Виталием знали и любили именно тебя, – добавил я.
– И вам всё равно? – отец слабо улыбнулся.
– По крови мы Орловы и Керны, – вставил Ромка.
– И Стояновы, ты забыл про Стояновых, – мрачно напомнил я ему.
– Вот про кого мне хотелось бы забыть, так это про Стояновых, – Ромка закатил глаза. – У нас чудовищная наследственность, и ты здесь вообще ни при чём.
– Рома, меня называли Тёмным Властелином. Я творил жуткие вещи, по-настоящему жуткие, – отец, похоже, решил исповедаться до конца.
– Папа, тебе подчинились семейные дары, тебя признал Кодекс, а на мой зов отзываются орлы. К тебе пришёл чеширский кот. Какие ещё доказательства тебе нужны, чтобы понять, ты – Орлов! А в голове у всех свои тараканы. – Я махнул рукой.
– Андрей, ты не понимаешь, – он покачал головой. У меня сложилось впечатление, что отец хочет убедить нас в том, что он когда-то был чудовищем, и, возможно, им остался. Но ему не повезло. Мы с Ромкой, ко всему прочему, ещё и относительно умными родились, и умели думать и принимать решения самостоятельно, не оглядываясь на чужое мнение. – Важны не только действия, но и мотивация, а также желание. Так вот, я осознанно шёл на страшную жестокость. В какой-то момент я хотел причинять боль, а потом мне стало всё равно, и это было по-настоящему страшно…
– А, по-моему, это ты не понимаешь, – Ромка встал, подошёл к столу и порылся в документах, которые мы получили от Александра Стоянова сегодня с курьером. Там кроме документации на уже отправленного в Содружество оружия, была предварительная спецификация чего-то, носившего рабочее название «Вихрь гнева». – На, полюбуйся. И скажи, мы должны больше опасаться наследственности, доставшейся нам от воина и властелина, пусть и отличающегося определённой продуманной жестокостью, или от человека, способного придумать оружие, творящее такое?
Отец долго смотрел на него, потом взял документы и начал читать. По мере того как он читал, его глаза расширялись всё больше и больше. Наконец, он осторожно положил бумаги на стол.
– Он не собирается его делать? – спросил он, глядя при этом на меня.
– Понятия не имею, – я развёл руками. – По телефону дед сказал, что оно ему пришло в голову от радости, ведь контракт здесь в Содружестве так хорошо и быстро был заключён. Он даже не ожидал, что всё так удачно сложится, и обрадовался. А теперь ответь, ты от радости великой тоже мог придумать хрень, способную стереть с лица земли огромный город, размером со столицу, уничтожив абсолютно всё живое? При этом умирать это живое будет далеко не безболезненно и достаточно долго, чтобы эту боль прочувствовать до конца.
– Я вот только одного не понимаю, зачем ему понадобилось воду преобразовывать в кислоту, когда уже всё будет закончено? – Ромка озадаченно потёр подбородок.
– О, я тебе сейчас объясню, – я встал и остановился напротив брата. – Догадался, знаешь ли, задать ему этот вопрос, когда он звонил насчёт этих бумаг. Если пойдёт внезапно дождик, во время применения этого… этого… в общем, этого, то преобразование необходимо, чтобы вода не смогла уменьшить действие яда нарывного действия, распылённого во вторую стадию раскрытия боевой части.
