– У него было предостаточно других ощущений, ставших смертельными!
– Все это так. Но тем не менее… Мы должны искать пути к спасению. И нам давно известен один такой. Очень просто. Я говорю о Даре Омута. Его пора задействовать: время пришло.
Перед мысленным взором владетеля Корнельского вдруг колыхнулась стена дождя – того мутного, назойливого, много лет назад выстилавшего окна корабельной каюты мучительным серым бархатом. Дождя, который шел, когда герцог еще не носил громкого титула и был просто капитаном Каспиусом Бреннаном-старшим. Пальцы заныли от холода, казалось, так и не выцедившегося из суставов за истекшие пятнадцать лет. Та ампула, покрытая инеем… Пенный «Кубок бурь», борта, трещавшие от неведомой и чудовищной тяжести вещи, привезенной из самого сердца погибели…
– Неужели все вот так? – снова взлетел высокий баритон, и вслед за ним вскочил и его обладатель. – Герцог, а вы…
– Да, государь. Все так, – отозвался владетель Корнельский и вытер пот прямо рукавом пыльного дорожного камзола. – Все так и есть.
Государь!
На менестрельских хорах съежились трое. Замерли, припав к полу, к теплой тесаной древесине, боясь и вздохнуть. Высокий паренек, впрочем, нашел щель в рассохшемся сплошном ограждении, обводящем зал поверху, но увидел только коротко остриженный затылок и спину человека, сначала нависшего над столом и тремя сидевшими за ним мужчинами, а потом выпрямившегося во весь рост. Того, кто только что был назван государем. Короля Альгама и Кесаврии, жизнетворного Руфа-Альвуса IV Шеппиана, взошедшего на престол не более полугода назад.
Между тем, невольно повинуясь порыву короля, поднялись и трое его собеседников. Владетель Корнельский, громадный, грузный, оказался почти на голову выше далеко не самого малорослого монарха.
Он произнес:
– Я не должен говорить подобного монарху, но молчать еще преступнее. Вы многого не знаете, сир. Вы просто не успели узнать это многое. Конечно, вы слышали о Столпах Мелькуинна и Покрове?
– Только то, что это строжайшая государственная тайна, вникать в которую не следует, чтобы не потерять голову, – резко ответил Руф. – Конечно, это не касается меня, но я решил не выбиваться из общего ряда. Тем более что я всегда считал, что это этакий забавный анахронизм. Этакая условность, сродни той байке, что король Альгама и Кесаврии умеет исцелять насморк одним прикосновением к переносице… Так что я не верю и не воспринимаю сказки из бабушкиных сундуков.
– А придется, – негромко обронил Астуан. – Сэр Милькхэм, покажи его величеству, что будет, если действие Покрова ослабнет или оборвется вовсе… Покажи, что будет, если жизнетворная сила Столпов обратится в тлен!
Лорд-протектор Охранного корпуса шагнул к желтому котлу, стоявшему у камина.
Он вытянул перед собой руку, словно в раздумье разглядывая длинные, унизанные перстнями пальцы. Крепко сжал челюсти, обнажив два ряда крупных желтоватых зубов, и сунул руку в пустой котел. Раздалось хищное шипение, словно плеснули масла на раскаленный металл – и тотчас плоть начала ворочаться, вздуваться крупными пузырями, как перегретая каша над жарким огнем. Рука сэра Милькхэма Малюддо задрожала… и вдруг большой кусок мяса из предплечья оторвался и упал в котел, открывая большую кровавую рану. Кровь пенилась, она не текла ручьем, а вспухала большими пузырями и падала, увлекая за собой все новые и новые куски плоти. Затрещали кости. Обнажившаяся лучевая кость руки и фаланги кисти потемнели и вдруг стали выгибаться, одновременно удлиняясь.
