Наследник Йотунхейма - страница 18

Тот был спокоен на вид, как каменная глыба, грубое лицо с очерченными скулами оставалось непроницаемым. Ровное дыхание поднимало мускулистую синюю грудь. Только глаза, налившиеся красным огнем, да сбегающая по цепям изморось выдавали сдерживаемую ненависть.

Локи прислонил похолодевшую ладонь ко лбу, пытаясь унять поднимающийся внутри головы жар, и понимание, такое же острое, как подступившая к коже прохлада, пронзило всё его существо. Он здесь, среди эйнхериев, на площади, где Коннунг Богов выносил приговор властителю Йотунхейма. Его отцу. Последнему кровному родственнику.

Почему-то это совсем не пугало. Казалось логичным и закономерным. Так и должно было рано или поздно случиться. Лауфей слишком долго испытывал терпение Одина, атакуя Цитадель Вечности, и вот теперь получит своё.

Даже в лучшем физическом состоянии Локи не посочувствовал бы родичу: Лауфея он почти не знал, они пересекались только во время Тингов. Сейчас и вовсе его смерть казалась глупейшим поводом вытащить принца из постели, в которой он сутки то метался от жара, то вмораживал себя и ложе в глыбу льда, истекал кровью, захлебывался болью и магией.

Локи не стоял прямо почти год. Потом была агония. Теперь принц был вынужден на ватных ногах, удерживая уплывающее сознание смотреть, как казнят существо, давным-давно подарившее ему жизнь, а после – лишь презрительные взгляды.

– Твой мир отдаёт нам бесценную магию, твои соотечественники верно служат Азгарду. Поэтому мы подарим тебе смерть, достойную конунга, – продолжил Один, – ты будешь принесён в жертву Гиннунгагап. Да славится Великое Небо! – крикнул он, вскинув вверх руку с копьем Гунгнир, сверкнувшим магической искрой.

– Да сияет вечно оно над нами, – дружно ответили боги и богини, смиренно опустив глаза в заученной клятве. Один махнул рукой Хеймдаллю. Тот двумя широкими движениями натянул рукавицы из плотной кожи и подошёл к пленнику.

– Не опускай глаза, – шепнула Фригг Локи, незаметно подманив Тора. У младшего принца затряслись колени, а шея совсем взмокла от струек ледяного пота.

– И не думал, – проговорил Локи одними дрожащими, синеющими губами.

– Можешь помочь? – тронул Тор за плечо Идунн.

– Могу только помочь его поймать. Мои исцеляющие чары на него не работают. У ётунов исполинская защита, мне не пробить, – Идунн готова была расплакаться от бессилия, но и она не отводила взгляда от Хеймдалля. Тот замер, отведя меч в сторону.

– У тебя есть последнее слово, ётун, – обратился к Лауфею золотозубый страж радужного моста, – ты скажешь что-нибудь своему конунгу и азгардцам перед тем, как отправиться туда, где тебе и место?

Лауфей так и не смотрел ни на кого, кроме Одина. Несколько мгновений два царя стояли, скрестившись взглядами, а затем конунг ётунов, громко собрав слюну в глотке, презрительно сплюнул.

– Коротко. И по делу. Коснись же Неба, подобно орлу! – Один снова ударил копьём в плиты, и тут же Хеймдалль обрушил меч на спину Лауфея. Ётун, не издав не звука, ткнулся грудью в подставленный столб. Иссиня-чёрная, ледяная кровь из-под лезвия, разрубившего позвоночник, брызнула в разные стороны, капли попали на первые ряды присутствующих. Несколько упало и на Локи, стоявшего почти ближе всех к месту казни. Стремительно сереющее лицо окрасилось мокрыми тёмными кляксами. Кровь отца оказалась такой холодной, что кожа тут же отозвалась болью, будто прижженная ядом. Широко раскрытые глаза повелителя ётунов почти вышли из орбит, а нижняя челюсть, ощетинившаяся двумя рядами клыков, страшно выдвинулась, когда страж выдернул с неприятным мокрым звуком меч из его спины. Резкими движениями Хеймдалль содрал кожу Лауфея в разные стороны, а затем, ухватившись за освободившиеся кости, выломал наружу ребра казненного, отчего на спине будто появились страшные, костяные крылья, покрытые белесыми жилами и кровью. В эту же секунду горящие глаза Лауфея погасли, будто внутри задули страшный, светящийся лишь от силы злобы, фонарь.