Локи задумчиво потёр тонкими пальцами переносицу.
– Всё-таки ты не сказала – зачем ты так усиленно лезешь на рожон? Этот брак никогда не будет настоящим, могу гарантировать!
– Гарантии Бога Вранья! – пробурчала Сигюн в подушку. – Я не так глупа, как Братство Двергов!
Локи хрюкнул, растеряв весь подавленный настрой, и машинально коснулся кончиком языка уголка верхней губы, где особенно жестко прошлась игла разъяренного гномьего кузнеца и оставила глубокий, неприятный и крепкий стежок.
Так у популярной азгардской поговорки «не верь бастарду, не верь ётуну!» появилась третья часть.
«Не верь колдуну».
– Хочешь сказать, что добьёшься моей любви и нежного обожания?
– Хочу сказать, что упаси меня небо от твоей любви – ты не знаешь меры с врагами. Значит, с возлюбленной у тебя меры не будет никакой! Впрочем, прошел всего день – а ты, видимо, по мне соскучился.
– Вот так поворот! – рассмеялся Локи. – Разумеется, тебе виднее, что творится в моей голове.
– Ты со мной ходишь, беседы во-о-одишь… – Сигюн сладко потянулась. – Надо же, как просто оказалось тебя разговорить.
– Я развлекаюсь, – закатил глаза Локи, – Надо же встряхнуть эту толпу овец…
– И ты знаешь тысячи иных способов, но выбрал меня! – зевнула девушка. – Глаза слипаются… Спокойной ночи, Локи! Полог опустить не забудь!
– Ох, жаль, он не железный… – Локи еще немного посидел, растирая шею и казавшиеся отекшими виски. Когда Сигюн, наконец, провалилась в сон, Локи покинул ее комнату.
Закрыв дверь в своей темной, прохладной спальне, Локи прислонился к створкам спиной. Принц опустил голову и снова медленно кончиками пальцев помассировал голову. Не стоило так срываться при Сигюн. Ни при ком никогда не стоило – ещё ни разу это не пошло на пользу. Но с Сигюн точно надо быть осторожнее.
Со вздохом, Локи отпустил многострадальную голову и проследовал к тяжелой, дубовой кровати под темно-зеленым покрывалом. Ложе принца было куда больше, чем у Сигюн, и гораздо более мягким. На кровати лежало полдюжины пухлых, не менее нежных, чем кошачий бок, подушек. Локи обожал свою кровать за возможность провалиться в неё, как в гнездо из пуха, завернуться в одеяла, обложиться подушками и спать в этом коконе из неги, распахнув все окна. Обычно принц оставлял себе только небольшую щелочку для дыхания или высовывал из-под одеяла свой длинный нос.
Приближаясь к кровати, Локи на ходу стаскивал с себя одежду, изящными взмахами руки отправляя её в гардеробную комнату. Он улегся на кровать полностью обнаженным, закрыл глаза. Локи тяжело вздыхал и кусал и так уже ставшие ярко-алыми губы: Сигюн упрямо не шла у него из головы.
Его не отпускала мысль о том, что в его жене, несмотря на всё её демонстративное сочувствие и попытки разделить тяжкое бремя возникших уз, было что-то неуловимо подставное. Весь её милый, пухлый, уютный, любезный вид упрямо навевал у принца мысли о расписных ширмах, какими обычно прикрывали бардак или треснувшие стены в помещениях. Локи пытался настроиться и считать ауру улыбающейся и открыто смотрящей на него своими серыми глазищами девицы, но ничего не мог понять. Ни во время разговора, ни в танце, ни даже когда она крепко спала и была доступна для любого ментального воздействия. Взгляд будто упирался в кирпичную стену, не показывая ничего подозрительного, хотя внутренний голос и орал дурниной о том, что что-то с ней не так.
