– Это не мешало кардиналу быть весьма неравнодушным к женскому полу, – наконец сказала слышавшая их разговор графиня. – Занимаясь политикой и делами церкви, монсеньор не забывал и о земных утехах.
– Я думаю, ему их приписывала молва, – все-таки не могла успокоиться Эжени.
– Ну, с Марион Делорм у него наверняка был роман. Об этом не слышал только глухой.
– Это правда, что она переодевалась пажом и приходила к нему на свидания в садовую беседку? – спросил Армэль.
Графиня пожала плечами.
Роман с известной французской куртизанкой у Ришелье действительно был. Но продлился не долго. Впоследствии они поддерживали чисто деловые отношения – мадам Делорм была его осведомительницей и получала солидное вознаграждение за это. Гораздо более долгие отношения связывают кардинала с его собственной племянницей Мари-Мадлен де Виньеро, герцогиней д’Эгильон, которая даже подарила ему четверых детей.
– А то, что Ришелье предлагал куртизанке Нинон де Ланкло пятьдесят тысяч экю за услуги – тоже правда? – поинтересовался виконт.
– Армэль, откуда я знаю, – бросила ему мать.
– Да, Армэль, это никому не интересно кроме тебя, – вставила Александрин.
И чтобы продемонстрировать, насколько мало ее волнуют амурные дела великого кардинала, перевела тему разговора:
– Матушка, можно я, пока Филиппу не станет лучше, буду спать в твоих покоях?
– Конечно, Александрин, – ответила графиня и снова погрузилась в изучение тканей, образцы которых ей привезли для нового платья.
Армэль недовольно смотрел на сестру.
– У тебя что, нет спальни, несчастная бродяжка? – возмутился он.
– Мне страшно спать одной.
«Неужели она не понимает, что у матери есть своя жизнь? – внутренне негодовал виконт. – Они так никогда не помирятся!»
Юноше хотелось, чтобы у родителей все было хорошо. Он помнил, что когда был маленьким мальчиком, не раз замечал, как матушка утром выскальзывала из спальни отца, как они целовались в коридоре, пока думали, что никто не видит, как граф называл ее порой «моя Суламифь», а она его «мой возлюбленный царь» [1].
─ Графиня, ─ повернулся к матери Армэль. ─ Зачем вам очередное платье? Лучше займитесь воспитанием дочери и объясните ей, что нельзя быть такой эгоисткой!
─ Виконт, вы мне все больше кого-то напоминаете, ─ усмехнулась Анна. ─ Когда там вы отправляетесь в свой приход? А то прихожане заждались.
─ Матушка! ─ юноша, засмеявшись, подошел к ней, обнял и поцеловал в щеку. ─ Я пока не собираюсь уезжать. У меня дела тут. Вам придется потерпеть двух ворчливых мужчин в замке.
─ Одного. Ваш отец утром уезжает.
─ Куда? Он же только поправился.
─ Он не считает нужным объяснять, что и зачем делает. Во всяком случае, мне, ─ очень тихо сказала она.
Занятые беседой с мадам Перо Эжени и Александрин не слышали ни слова из их разговора. Армэль, все еще обнимавший мать, с грустью посмотрел ей в глаза. Но она отвернулась, снова взяв в руки ткань, не выдержав все понимающего взгляда сына. Думала ли, как туго ей придется, когда выходила замуж…
─ Вот эта ткань лучше, ─ виконт ткнул пальцем в атлас насыщенного пурпурного цвета, отошел и уселся на свое место.
Взяв гитару, он под собственный аккомпанемент стал напевать что-то на испанском. Голос у него был очень приятный, довольно низкий для его возраста.
– Вы так хорошо поете, еще и на испанском! – зачарованно произнесла Эжени.
– Я жил в Испании почти всю жизнь, и знаю его лучше, чем французский.
