В XIX в. историки пожимали плечами: как это столь многие люди могли верить такому вздору? Конечно, и в XVIII в. было немало трезвых рационалистов и скептиков, считавших, что настоящее место Калиостро, вырядившегося наподобие мольеровского "мамамуши", на сцене комической оперы. Но трезвые рационалисты тогда составляли тонкий поверхностный слой, а невежественная (хотя бы и "образованная") публика в той или иной степени принимала мага на веру. Надо сказать, что Калиостро каким-то особым чутьем угадывал рационалистов и скептиков и старался не иметь никаких контактов с ними (кроме того, у него были специальные основания избегать знатоков арабского языка, довольно, впрочем, редких в те времена).
Жаждущим услышать Калиостро приоткрывал завесу, укрывающую от непосвященных "истинную мудрость". Нет, он, Калиостро, совсем не против энциклопедизма; гравитация, электричество и тому подобные новооткрытые вещи – все это очень хорошо, но все это частные знания, а полное, всеобъемлющее знание о жизни можно найти только в древних книгах, только на далеком Востоке. "Тайные науки" позволяют проникнуть в главный тайник природы, ключ к которому дано подобрать только "истинному магу", такому, как он, Калиостро. Подобного рода вариации на темы "натуральной магии" были приправлены большой дозой самовнушения. Но все же точнее было бы, наверное, сказать, что если до XVII в. магия представляет самообман в первую очередь и обман во вторую (можно еще сказать иначе: коллективный самообман), то в XVIII в. магия – это уже обман в первую очередь и самообман во вторую.
Представление о магических "художествах" Калиостро будет, однако, неполным, если не учесть, что они выполнялись в рамках масонства. Впору сказать об этой второй стороне его деятельности.
"ВЕЛИКИЙ КОФТ"
С возникновения масонства в 1717 г. оно привлекало к себе внимание своей нарочитой таинственностью и странной обрядовостью, что делало его благодатным сюжетом для любых домыслов и вымыслов. Нас здесь интересует масонство таким, каким оно было в XVIII в., поэтому мы не касаемся дальнейших его судеб, порою довольно сложных. Применительно к XVIII в. масонство, скорее всего, следует рассматривать как своеобразный субпродукт, выделившийся в процессе разложения христианства, феодальной идеологии в целом. Это довольно туманное образование, сложившееся в том слое культуры, где имеет место так называемая символическая деятельность. В масонстве встречаются друг с другом различные "символические формы", в той или иной степени оторвавшиеся от своих исторических корней; прошлое, иногда очень далекое прошлое встречается таким образом с настоящим.
Уточним, о чем идет речь. Из прошлого масонство взяло, во-первых, элементы духовной (рыцарского кодекса) и, во-вторых, элементы герметической традиции. В нем при возникновении нашли место последние отголоски традиций духовно-рыцарских орденов, их ритуалов, их фразеологии. В XVIII в. еще были живы многие традиции средневековья (даже духовно-рыцарские ордена еще не стали целиком достоянием истории: существовал Мальтийский орден, преемник госпитальеров); лишь последующая эпоха – эпоха Романтизма – смогла взглянуть на средневековье отстранение (и опоэтизировать его). Вместе с тем в XVIII в. уже подготавливалась, и не без некоторого влияния масонства, романтическая легенда о рыцарстве. Хотя просветители, как известно, относились к средневековью в целом резко негативно, часто иронично, для рыцарей даже они иногда делали исключения: так, Вольтер опоэтизировал их в "Танкреде". "Нельзя не признать, – писал по поводу постановки этой пьесы (в 1760 г.) Гримм, – что на сцене нравы рыцарства обладают неотразимым очарованием". Но если идеализированные доблести духовно-рыцарских братств послужили образцом для "малого масонства", особенно старших его степеней – Шотландцев и Рыцарей Востока, то для "высокого масонства", помимо того, считалась обязательной (по крайней мере, в XVIII в.) причастность к "тайным наукам". "Высокое масонство" – это высшие степени его: розенкрейцеры, посвященные и др. (Розенкрейцерство, возникшее раньше масонства, стало его составным элементом).
