Оторопевший Сергей не верил своим глазам. Двухэтажный каменный дом? Единственный наследник? Деревня Осины? Но, позвольте, откуда все это взялось?! Откуда, наконец, взялся этот загадочный новопреставленный дед?
Сергей еще ребенком докучал матери расспросами, почему у него нет бабушки и дедушки. И мать рассказывала, что сама она выросла в детдоме и своих родителей не помнит; про родителей же отца всегда отвечала нечто маловразумительное. Умерли, мол, в войну, когда ее и на свете-то не было…
А теперь оказывается, что все это была неправда! Дед со стороны отца не только благополучно дожил до середины прошлого месяца, но и завещал Сергею свой особняк, безусловно зная о существовании внука. Почему же дед никогда не заявлял о себе? Что это – какая-то тайная семейная неприязнь? Может, родители отца были против его женитьбы на матери? Ну да, скорее всего, так оно и было. А мать – видимо, в отместку, – говорила сыну, что родители его отца умерли. Да, здорово, видать, не поладила она со стариком…
Придя к такому хоть и натянутому несколько, но зато легко объясняющему все выводу, Сергей в десятый раз перечитал извещение, и мысли его приняли вполне определенное и весьма приятное направление.
«Дом-то каменный, двухэтажный… Интересно, во сколько его оценили? Можно будет там дачу устроить, ездить в отпуск, отдыхать. Рыбалка, грибы, то да се… Или махнуть на все и уехать туда насовсем. Хрен с ней, с этой школой. Возись за гроши с дебилами! А там наверняка свое хозяйство можно завести. Коровы-свиньи, мясо-молоко… Заживу, как фермер. Не, как помещик… Но сначала надо отпуск взять…»
Новые мечты о прекрасном будущем подействовали усыпляюще, и скоро новоиспеченный фермер-помещик, уронив письмо на коврик, безмятежно чмокал пухлыми губами, ныряя в самые оптимистические сны…
Целую неделю Сергей настраивался на разговор с директором, встречая с тайной радостью каждую помеху на пути к осуществлению этой затеи. Начальника своего Сергей Федоров не то, чтобы боялся, но испытывал перед ним такую неловкость, что тут же начинал стыдиться собственного голоса – настолько, что директору приходилось переспрашивать. Сергей, чувствуя, что доставляет ему этим самым неудобство, начинал стыдиться еще больше и вместо того, чтобы коротко и ясно излагать суть дела, принимался извиняться неизвестно за что. Так было всегда при встречах. За глаза же, а особенно наслушавшись приватных разговоров в учительской, Сергей вполне отчетливо директора ненавидел. Иногда на него снисходило даже обидное прозрение насчет собственной роли в глазах этого сутулого кабинетного тирана. Но дальше констатации своей ущербности дело у Федорова не шло. Стоило ему завидеть эмалированную дверную табличку с надписью «ДИРЕКТОР», как все едва проклюнувшиеся амбиции тут же уступали место старинным школярским рефлексам. Для начала Сергей пугался собственной прямоты в спине и входил в страшный кабинет сутулясь не хуже директора, потом начинал мямлить и оправдываться.
Так вышло и на этот раз – с той только разницей, что оправдываться и стыдиться своих намерений пришлось имея все к тому основания, ибо Сергей Федоров действительно озаботил и разозлил своего директора.
– … какое наследство?! Какой там отпуск за свой счет?! Вы что, все сговорились, что ли?! Пашникова в декрет ушла, Комаренко на курсы поехала, Зинаиду Юрьевну на пенсию проводили (ну, это ладно)… Вы что, решили вообще школу оголить?! Совесть надо иметь, товарищ Федоров. Такой молодой, а уже…
