Леночка зашуршала чертежами.
– Нет-нет! – удержал я ее руку. – Бог с ними. Я про другое. Совсем про другое, Леночка. Вот смотрю – грустная вы какая-то. Какая-то сама не своя. Может, случилось что? Вошло, так сказать, в жизнь? Какое-нибудь большое чувство, а?
Леночка опустила глаза.
«Эге! – смекнул я. – Так оно и есть. Ах ты, пичуга!»
– Ну что же вы молчите? – как можно нежнее произнес я. – Блондинка на букву «Л».
– Я не на «Л», – сказала Леночка. – Я на букву «Е» – Елена.
– Вот как!
– Да, – вздохнула Леночка. – Елена.
– М-гу… Ну, а если у вас ничего не случилось, – раздраженно сказал я, – никаких таких потрясений, то работать надо, Каридазова. Работать! А не по углам мыкаться!
Вот ребус, а! А может, перемотал этот Гришкин? Может, все-таки «Е» выпадало? Палец у него тонкий. Какой там, к черту, палец. Шило, а не палец… А если не перемотал, кто же тогда? Людмила Федоровна не полная блондинка. Скорее шатенка. Люка Изяславовна – благодарим покорно. Пусть она в подъемный кран влюбляется. Или в семафор. Софья Куприяновна? Софочка? Конечно, чистая блондинка, хоть пробу ставь. Но ведь на «С».
– Вас к Лиане Матвеевне!
– Куда?!
– К Лиане Матвеевне, – повторила рассыльная.
Мать честная! Какой остолоп! Ну конечно же, Лиана!
«Ах, Павел Семеныч, этот привод у вас такой оригинальный! Ах, Павел Семеныч, вы считаете, как арифмометр!»
Ха-ха! Привод! Повод, а не привод! Только круглый дурак мог не догадаться!
Так!.. Галстук на месте? Бр-р!.. Что за галстук! Тряпка, а не галстук! Удивительно даже, что, несмотря на этот галстук, такая женщина и… Нет, какой я все-таки осел!
– Сама вызывает? – остановила меня Софья Куприяновна.
– Сама Лиана Матвеевна! – с достоинством ответил я.
– Любопытно, что понадобилось этой крашеной мегере?
– Не понял. Что значит – крашеной?
– Боже! Как мужчины наивны! – сказала Софья Куприяновна. – Вы думаете, она натуральная блондинка? Черта лысого!..
По дороге домой я ругал Гришкина последними словами. «Удавиться тебе на этой нитке, интриган!» – свирепо думал я.
– Ты ничего не замечаешь? – спросила жена, открыв мне дверь.
– А что такое я должен заметить?!
– Присмотрись внимательно, – сказала она.
– Пожалуйста! – Я демонстративно посмотрел налево, потом направо. – Еще? Или достаточно? У нас появилась лишняя комната? Стал выше потолок?
– Нет, – сказала жена. – Просто я покрасила волосы… в рыжий цвет.
– Потрясающе! – всплеснул руками я. – Непонятно, почему дремлет радио!
И я ушел на кухню. И просидел там час. Но потом, подталкиваемый одной неотвязной мыслью, открыл дверь и крикнул:
– Люба! А, собственно, какого цвета ты была раньше?!
Хороший у меня сосед. Скромный, тихий, ненавязчивый. Чтобы, к примеру, радио он включил на полную катушку, как некоторые, или принялся неоправданно кастрюлями грохотать – боже упаси! Да что радио. Другую мышь и то слышнее бывает. Иной раз даже беспокойство возьмет – не захворал ли он, бедняга, или того хуже? Ну, постучишь к нему под благовидным предлогом – ничего, жив-здоров.
Собственно, этим наши отношения и ограничивались. А тут как-то вышел случай другого порядка. Оказал мне сосед одну мелкую услугу. Покупал для себя молоко и на мою долю прихватил бутылочку. И я, желая чем-нибудь отблагодарить его, сказал:
– Заходите. Чайку попьем. Рассказик новый прочту вам.
– А можно? – засмущался сосед.
– Ну конечно. Я же приглашаю.
– Ладно, – сказал он. – Заскочу. Вот только оформлюсь. – Он провел рукой по короткой щетине. – Тут до вас музыкант жил – так никогда не приглашал. Скрытный был исключительно.
