– А я привезла с собой вино.
– Это как-нибудь в другой раз. Сейчас приходите просто так. Будем пить виски. Но не задерживайтесь.
Настенька подошла к зеркалу на дверце шкафа, критически осмотрела всю себя, повела из стороны в сторону грудью в белой блузке с отложным кружевным воротником и поверх неё белой кофточке с приколотым золотым скорпионом, обозначавшим, что она родилась в ноябре (это подарок сестры Веры), встряхнула только что расчёсанными волосами, легко взлетевшими и опустившимися вновь на плечи, и, довольная собой, пошла в гости, не забыв запереть номер и положить ключ в кармашек умеренно короткой белой юбки.
Только она нажала кнопку звонка, как дверь тотчас, словно автоматически, широко распахнулась. Встречавший Василий Александрович, опешив первое мгновение, воскликнул целой тирадой слов:
– Белоснежка! Белая мадонна! Даже туфли белые. Красавица! Вы откуда такая? Как вы к нам попали? Ну, проходите же скорей. Пусть на вас посмотрят. А я закрываю глаза и дверь.
Но дверь закрыть он не успел. К ней, пока ещё открытой, торопливо подошёл пилот вертолёта и, увидев уполномоченного треста, тут же спросил:
– Простите, Василий Александрович, вы не знаете, куда поместили новую переводчицу?
И тут Иван видит Настеньку и буквально остолбеневает. Сделав два шага в комнату, Настенька оглянулась и тоже замерла от неожиданности. Их глаза снова встретились и обожгли друг друга той же самой непонятной искрой огня, что скользнула между ними в аэропорту у входа в вертолёт.
Неизвестно, сколько бы они так стояли, глядя друг на друга, если бы не вопрос Василия Александровича, прозвучавший с долей подозрительности в голосе:
– Ваня, что, собственно, случилось? Ты не на вертолёте к нам?
Пилот, одетый по-прежнему в кожанку и похоже, что только что с работы, а он действительно не успел даже к себе домой, виновато проговорил:
– Нет-нет, всё в порядке. Просто Настенька забыла в кабине свою сумочку. Я подумал, что, может быть, она ей срочно нужна.
А Настенька, услышав это, только теперь вспомнила, что положила сумочку рядом с креслом пилота, когда сидела в кабине, но так была занята мыслями об Иване, что, покидая кабину, забыла про сумочку и, наверное, вспомнила бы о ней только завтра, ибо, одеваясь в гости, она достала из рюкзака свой большой туалетный набор со всем необходимым и пользовалась им.
Она покраснела и потянулась было рукой за сумочкой, но сзади услышала голос жены Василия Александровича Татьяны Борисовны:
– Только не через порог. Да вы, Ванечка, проходите в комнату. Будьте у нас гостем. Мы принимаем приехавших, а ведь вы их привезли, так что тоже сегодня самый дорогой гость, да ещё красавец.
Татьяна Борисовна, относительно худая женщина, потому что худой её можно было назвать только в сопоставлении с комплекцией её мужа, в солидном возрасте, отмеченным морщинками на лице, и одетая в элегантный твидовый костюм серого цвета в клеточку, с белой косынкой на шее, завязанной большим узлом. Она назвала красавцем Ивана и пригласила его в компанию, очевидно, в пику своему мужу, так неосторожно восхитившимся красотой Настеньки. Во всяком случае, дело было сделано, и новый гость вошёл с Настенькой в большую комнату, в которой стоял уже накрытым стол.
Ивану предложили снять свою кожанку, и он, смущённо бросив взгляд на строгий чёрный костюм поверх белой рубашки с красным галстуком Василия Александровича, посетовал, что не готовился к приёму и не надел фрачный костюм, которого у него и не было.
