– Ну хватит с них представления, – сказал Уоллас.
– Нет еще, – Эмма подалась вперед и поцеловала его в губы. Дыхание ее было теплым и сладким, словно она держала за щекой конфету. А губы оказались мягкие и слегка липкие. Поцелуй вышел быстрым, но произвел за столиком эффект разорвавшейся бомбы. Все заорали, кто-то направил на них фонарик, и получилось, что они, словно парочка из фильма, целуются у воды в луче света. Эмма, рисуясь, закинула руку назад и упала к нему на колени.
Уолласа раньше никогда не целовали. По-настоящему – нет. И ему вдруг показалось, что у него что-то украли. Эмма смеялась, уткнувшись лицом ему в колени. Том намотал на кулак поводок Глазастика и направился к ним.
– Какого хрена тут происходит? – злобно напустился он на Уолласа. – Ты что, думаешь, можно просто вот так взять и поцеловать чужую половинку?
– Это она меня поцеловала, – возразил Уоллас.
– Это я его поцеловала, – заявила Эмма так, как будто это все объясняло. Уоллас вздохнул.
– Эмма, мы это уже обсуждали.
– Он гей, – она выпрямилась. – Это не считается. Это все равно, что поцеловать девушку.
– Вот спасибо, – сказал Уоллас.
– Понимаешь?
– Нет, Эм. Так не пойдет. И мне неважно, гей он или нет – без обид, Уоллас…
– Но я правда гей.
– Все равно получается, что ты целуешься с другим, – продолжил Том. – Так не пойдет.
– Не будь таким пуританином, – сказала Эмма. – Ты что, внезапно в религию ударился?
– Хватит прикалываться, – рявкнул Том.
– У него отец умер. Я оказывала дружескую поддержку! – Эмма поднялась на ноги. Подол ее юбки – поношенной разноцветной тряпицы, явно купленной за гроши на барахолке – насквозь вымок. Уоллас набрал в грудь побольше воздуха. Том сверлил его взглядом.
– Серьезно, у тебя отец умер?
– Да, умер, – негромко протянул Уоллас.
– Чувак, мне очень жаль, – Том притянул Уолласа к себе и обнял. Лицо его раскраснелось, от тела шел жар. Темная борода щекотала Уолласу шею. Орехового оттенка глаза в темноте казались карими. – Я не знал. Это тяжело. Извини.
– Я в порядке, – отозвался Уоллас.
– Нет, не в порядке. И это нормально, – Том похлопал Уолласа по спине, кажется, очень довольный собой. Глазастик лизнула Уолласу руку, прошлась языком по костяшкам и ладони. Он присел на корточки и потрепал ее за уши. Собака положила лапы ему на плечи. От нее пахло чистой шерстью и косметической отдушкой. Эмма и Том поцеловались в знак примирения, а Глазастик тем временем вылизала Уолласу уши.
Они вернулись к друзьям и подсели к столику, за которым сразу сделалось тесно и пьяно. Пока Уолласа не было, принесли пиво, а для него кружку сидра.
– Это я тебе заказал, – сообщил Миллер.
– Спасибо за заботу, – отозвался Уоллас. Вышло неожиданно сухо, но Миллер только кивнул.
Над столом лениво нарезали круги толстые шершни. Временами один из них подлетал к чьей-нибудь кружке, и Ингве, защитник всего живого, ловил его пустым стаканчиком, относил к краю набережной и там выпускал на волю. К тому времени, как он возвращался за столик, над кружкой уже кружил новый шершень.
– Ненавижу пчел, – сказал Уоллас.
– Это вообще-то не пчелы, – попытался возразить Ингве.
– У меня аллергия на осиные укусы, – продолжил Уоллас.
– Осы и пчелы – это не…
– И у меня, – вставил Миллер. Он зевнул, потянулся и, забыв, что только что брал руками попкорн и начос, потер глаза. И тут же резко подскочил, едва не опрокинув стол. Уоллас, покосившись на опустевший контейнер, сразу понял, что произошло.
