– Кто это? – хмурюсь недовольно.
– Алиса.
Да твою ж мать!
– Чего тебе? – даже не пытаюсь скрыть свое недовольство.
– Тут пришли…
– Кто?
– Говорят, из клининговой компании. Но я же не знаю, откуда они на самом деле. Впущу сейчас в квартиру, а они вынесут все ценное. А ты потом меня обвинишь.
Поднимаю глаза к потолку и считаю до трех.
– Впусти. Они пришли, чтобы навести в квартире порядок.
– А. Ну ладно. А я могу взять твой ноутбук?
– Нет! – рявкаю, не собираясь сдерживаться. – Ты вообще не прикоснешься к моим вещам.
– Мне, что, стоять в углу истуканом? Здесь же все вещи ТВОИ, – в ее голосе сарказм.
– Да, это было бы просто отлично. Меньше проблем и грязи, – отвечаю и тут же сбрасываю звонок, не дожидаясь возражений.
Перезванивает. Сбрасываю. Снова перезванивает. Сбрасываю. Не сдается. Отключаю звук. Отвлекаюсь на стук в дверь.
– Да.
Успенский.
– Снова забаррикадировался?
Бросаю взгляд на телефон. Экран черный, но тут же вспыхивает. Заноза.
– У тебя что-то срочное?
– Хотел просто узнать, как тебе роль дяди, – он тоже смотрит на мой телефон. – Тебе звонят.
– Пусть, – переворачиваю телефон экраном вниз. Успенский вскидывает бровь, но не комментирует.
– Так что? Племянница уже освоилась?
– Более чем, – не могу сдержать раздражения.
– О, все так… сложно? Хотя о чем это я? Выжить в одном пространстве с тобой дано не каждому. Как только Макеева справляется?
– У нее четко определенные функции, – отвечаю, пролистывая почту.
– Вы, что, установили правила? – Успенский опускается в кресло напротив. – Я думал, у вас все по любви.
Перевожу на него взгляд, как бы спрашивая: «Ты серьезно?» Но ему и самому смешно.
– Климов и любовь – вещи несовместимые, – произносит философски.
– Не понимаю ее смысла, – взгляд цепляется за приглашение на конференцию. Питер. В следующем месяце.
– Ты серьезно? – удивляется Боря. – А как же чувства?
– Я испытываю чувства.
– Голода?
– Успенский, – произношу предупреждающе и одновременно подтверждаю свое участие в конференции.
– Сложный ты, Климов. Не понимаю я тебя.
– Так, может, и не стоит? Мы прекрасно работаем в тандеме. Зачем углубляться? – ухмыляюсь я.
– Не, Марк, – цокает Боря языком, – ты просто еще не встретил свою женщину.
Хмыкаю.
– Я встречал их десятками.
– Ты их просто трахал. Тебе сорок три, Климов. Неужели, тебе не страшно на старости лет остаться одному?
– Одиночество никогда меня не пугало.
– А как же стакан воды?
– А ты уверен, что захочешь пить?
– Не понимаю.
– Чувства, любовь, романтика… Это все… Чепуха, мишура… Ложь.
– Ложь? – распахиваются его глаза.
– Это все химия. Временная, пока работают гормоны. Но потом они успокаиваются и что остается? Ничего, кроме раздражения и ненависти друг к другу. Ну еще спиногрызы, которых успели наделать на гормональной волне. И которые очень сильно мешают по жизни, связывая по рукам и ногам.
– Климов, ты серьезно? – Успенский смотрит недоверчиво.
– Серьезнее не бывает.
– Тогда зачем ты забрал эту девочку?
Плохой вопрос. Ну, хорошо же сидели. Зачем начинать?
– Борь, тебе, что, нечем заняться?
– Ты хотя бы определился, в какую школу ее отдашь? Скоро первое сентября.
Смотрю на него растерянно. Черт! Это должен решать я? С какого перепугу?
– Ох, Климов, – вздыхает он, поднимаясь из кресла, – угробишь ты девчонку. Как пить дать, угробишь.
Может, мне ее еще и за ручку в школу отвести первого сентября? Не, на эту хрень я точно не подписывался.
