Ядвига сжала кулаки до побелевших костяшек. Александр молча открыл бутылку воды и, налив ее в стакан, подвинул женщине, сидящей напротив него. Ядвига благодарно кивнула и, выпив залпом, продолжила:
— Напомнил, тварь. Месяц потом я на твердом сидеть не могла, представляешь? За каким чертом, спрашивается, мне такое счастье? Я отказалась приезжать к нему на свидание, и на следующее опять отказалась. Я отказалась, а его там, видимо, спермотоксикоз накрыл, затопив мозги: угрожает убить меня и того, с кем я ему изменю. Когда он звонит, я отвечаю на его звонок, только если детей рядом нет. А знаешь, почему?
— Почему?
— Да потому, что он орать сразу начинает и, как понимаешь, не серенады. Из всего, что он говорит, только предлоги и междометия цензурные, — Ядвига невесело улыбнулась. — Колеса на моей машине уже два раза кто-то прокалывал, а ведь машина на закрытой парковке под домом стоит! Понятно, что не сам он их мне спускает, а кто-то по его указке делает, но легче мне от этого не становится. Я же прекрасно понимаю, от кого мне такое счастье прилетает. Так что, нет, Саш, ничем ты мне не поможешь. Нельзя тебе в это ввязываться. Не с твоим прошлым.
Ядвига замолчала, давая возможность официанту накрыть стол. Парень ушел, и она неожиданно спросила:
— Саш, скажи, если Свищ все-таки выполнит свою угрозу и грохнет меня, ты детей моих не бросишь?
— Не мели чепухи, подруга! — Александр решительно оборвал ее.
— Так не бросишь? — Ядвига продолжала допытываться. — Пообещай мне, что не бросишь их! Ты же знаешь, что, кроме тебя, не на кого мне их больше оставить.
— Не брошу! — Александр произнес это спокойно, глядя подруге в глаза. Женщина расслабилась и даже попыталась улыбнуться. — Яся, но из меня родитель так себе, ты же знаешь.
— Сань, и знаю, и помню! Я все помню, Саш. И за что тебя тогда закрыли, помню. И благодаря кому твое дело не дошло до суда, знаю. Как и то, благодаря кому, тебя через год выпустили. Помню я и то, что ты до сих пор по ночам во сне прощения у своего друга Пашки просишь. Так что, Саш, уж лучше я тебе своих детей доверю, чем их папаше или детдому.
Александр, услышав слова Ядвиги, лишь скрипнул зубами, а она продолжила говорить:
— Саш, на имена детей открыты счета. У нотариуса мне надо только вписать имя опекуна, кто будет распоряжаться их деньгами.
Александр, услышав это, мысленно усмехнулся, вспомнив слова своего сокамерника цыгана:
— Все получишь, за что сел. Не срок получишь, нет! Друг твой простит тебя и заберет заявление, а ты получишь все так же и с точностью до деталей: и детей-сирот, и деньги их. И женщину свою единственную тогда же встретишь. Скоро камень твой уйдет от тебя, — цыган кивнул на карман, намекая на амулет, что лежал в кармане спортивных штанов Алекса. — Само к тебе все придет. И придет это все к тебе уже скоро. Правда, придется тебе через стыдное дело для мужика пройти, но считай, что это будет твоим искуплением грехов.
— Это ж какое дело может быть стыдным для мужика? — хохотнул он тогда, не веря цыгану. — В шлюхи подамся, что ли?
— Ну, можно и так сказать, — сверкнул на него единственным глазом цыган и закончил совсем уж неожиданно:
— Мне не веришь, съезди в Приморский край. Там в деревне Преображенка есть храм, там служит отец Серафим.
— Цыган, а в Бога веришь? — рассмеялся тогда Александр в лицо своему сокамернику.
Цыган на его слова не обиделся, лишь повторил:
