- Ну и дерьмо ваше буржуйское пойло, - просипел, занюхивая рукавом. – То ли дело моя самогонка. Мать! Неси бутыль! Мужики говорить будут!
Наталья Андреевна подорвалась и резво поскакала в погреб, не смотря на свой отяжелевший зад. Через пару минут женская часть была отправлена на дойку, а вонючая, мутная жидкость заняла своё место на столе и в двух стаканах.
3. Глава 2
Иван Васильевич, несмотря на восемь классов, дураком не был и, если речь шла о браке дочери, да ещё с московской интеллигенцией, выкуп нужно было вытребовать побольше. Самым лучшим способом в решении деловых вопросов всегда выступал самогон, по крайней мере в их Добруше бутыль на столе выступала гарантом качественно проведённых переговоров, или набитой морды.
Игорь Борисович сжиженностью мозга не страдал, на раз раскусив будущего тестя. Он больше делал вид, что пьёт, накачивая мужика до салатной болезни. Единственное, что не учёл молодой человек, так это крепость напитка и натренированный вестибулярный аппарат дяди Вани. В результате дружба лица с салатом случилась у обоих оппонентов, а роль ломовой лошади, разносящей бесчувственные тела досталась Наталье Андреевне, имеющей девятнадцатилетний опыт доставки на себе мужа.
Пока мужики торговались, Светочка нервно теребила вымя Фроси, выводя бедную корову из эйфории от свежей, луговой травки. Её недовольное «Мууу» мешало сконцентрироваться Наталье Андреевне на своих мечтах. А видела она в них свою дочку в мехах, золоте и обязательно в шляпке с вуалью. Материнское сердце не волновал выкуп, она хотела видеть свою малышку счастливой и богатой. Не выдержав истерических рыданий Фроси, мать отправила Светку на полив зелени, а сама села додаивать корову, успокаиваясь от мерного покачивания хвоста и цыкающих струй молока об стенки ведра.
В эту ночь в доме Ганулич спали только младшие дети и мужики. Задолбанная тяжким трудом женщина, и натянувшая розовые очки девушка не сомкнули глаз, ворочаясь и сминая простыни. И если у девушки сердце выбивало кадриль от счастья нырнуть в такую прекрасную, взрослую жизнь, то у женщины оно сжималось от переживаний другого рода.
- Как ты будешь там одна? В чужом городе? С чужими людьми? Без мамки, без папки, - шептала в подушку, утирая углом наволочки слёзы. Но сколько не плачь, а смириться с выбором дочурки пришлось.
На утро женская часть разделилась между дойкой, сбором яиц, кормлением скотины и приготовлением завтрака, а мужская сдирала отёкшие тела с кроватей, мечтая о холодной водичке. Так плохо Игорю ещё не было. В голове били куранты, желудок то сжимало, то скручивало, а во рту ощущение, что кошки насра… в общем очень плохо.
- Эх молодёжь. Учись, - Иван Васильевич вылил себе на голову ведро ледяной воды, тряся щеками, отплёвываясь и фырча, посмотрел на сжавшееся тело зятька и поманил пальцем.
- Нет, Иван Васильевич. Я пас, - парень активно замотал головой, отступая на несколько шагов назад. – Мне и так не плохо.
- Ну-ну, - усмехнулся тесть и направился в сторону клозета.
Пока Иван Васильевич убрал свою ауру со двора, Игорёк быстренька умылся, прополоскал рот, не удержавшись, сделал несколько глотков и почувствовал себя чуть лучше. Конечно, не бодрячком, но уже и не дохлячком. Светик расстаралась с завтраком. Оладьи, вареники с картошкой, сырники, домашняя колбаса и варёные яйца вызывали слюноотделение. У Ивана Васильевича от голода, у Игорька от тошнотворного спазма. Но Игорь стойко впихивал в себя вареники, густо сдобренные свежей сметаной, доказывая родственникам, что и он не лыком сшит.
