- Приняли замечательно, - Катя устает жонглировать лаймом и присаживается за стол, - семья крепкая, дружная, и все друг друга любят, - она с намеком смотрит на меня, гнет брови в издевке.
- А в твоей семье, наоборот, цветет ненависть? - хмыкаю, обхожу подвинутый Аланом диван и расслабенно плюхаюсь, и тут же едва сдерживаю стон, там под штанами с телом черт знает что творится от каждого моего движения.
Артур не наврал, уже приятно, но нужно это быстрее вытащить.
Кошусь на недовольного Артура - нет, может сама смогу?
- В моей семье есть определенные нормы, что можно, а что нельзя, - Катя заполняет голос иронией, продолжает точить язык, - но я, конечно, никого не осуждаю.
- Ты ангел.
- Просто хороший человек.
Хороший человек меняет тему, треплется про интеллектуальную игру, на которой они с Аланом сегодня были.
Алан щелкает пультом, с сосредоточенным видом ищет фон для посиделок.
Артур хмуро открывает текилу, плещет по стаканам.
Кошусь в сторону ванной.
Поднимаюсь с дивана, семеню туда, мысленно себя ругаю.
Опять Артур прав, не надо было соглашаться, пускать их. Теперь он обидится, и я его пойму, я не в себе, и это ясно.
Сколько можно жить прошлым.
Упираюсь руками в раковину и смотрю в зеркало.
Поедем завтра домой. После завтрака сразу. Хотя...ещё спиртное не выветрится, нельзя.
Лакомки сейчас спят, мои сладкие, проснутся свежие, как всегда, вкусные.
Улыбаюсь и стягиваю брюки.
Открывается дверь.
- Юль, кинь аптечку, Катя резала лайм...- он замолкает на полуфразе, смотрит на мои голые бедра и черный хвост.
- Дверь не заперла, - поражаюсь вслух.
- Я запру, - хрипло обещает он и ввинчивается в ванную.
И поворачивает ручку.
19. Глава 18
Он оборачивается, рывком приближается, не успеваю подумать, он хватает за волосы и ладонью давит на затылок, прижимает к себе.
Открываю рот, когда его язык толкается в губы, не могу противиться, порывисто обнимаю, запускаю пальцы в его волосы.
Он целует, жадно, грубо, так глубоко, чувствую, как он соскучился, понимаю, как сильно скучала я.
Вжимаюсь в его грудь и не верю, что это он, со мной, правда.
Как хорошо, я сойду сейчас с ума.
- Думал, всё уже, - он отрывается от губ и кусает шею, оставляет влажные дорожки на коже, языком собирает мурашки. - Думал, во сне только, - он задирает футболку, сжимает талию, рвано дышит и меня словно порвать хочет, так давит.
- Сильно крепко, - бормочу, потерянно цепляюсь в него, ни за что не отпущу, дышу текилой и цитрусом, знакомо, и по-новому, остро до слез, хватаюсь за него, как с цепи срываюсь, не остановить себя.
- Красавица.
У него взгляд, как у помешанного, мечется, с губ к глазам, к волосам, и вниз, на шею. За бедра он вдавливает в себя, мнет ягодицы, он так улыбается, что меня ведёт.
- Знал, что нельзя, так будет. Меня теперь только с кровью оторвут, всё, похоже.
Он кивает сам себе, разворачивает меня, грудью впечатывает в стену. Наваливается сверху, кусает плечо сквозь футболку, слышу, как раздевается и царапаю плитку, тону в его шепоте, чувствую руку между ног, как он с тихой усмешкой сдвигает хвост, и пробка во мне двигается, со стоном кусаю губы, что же мы делаем.
Там, за стеной, мой муж, и его невеста, отстреливаю эти мысли, палю по ним, не хочу думать, не могу, ощущаю давление на складки, горячая головка, твердо, скользко, вот уже, вот он толкнется, и рвусь в сторону.
- Киса.
- Стой, нет.
Он обнимает за шею, сдавливает, забирая дыхание, пальцами накрывает промежность, будто от самого себя прячет.
