- Это было долго очень, Юля, - говорит он в затылок, - так гореть, казалось, выгорел, - он поворачивает к себе. - Нет, конечно.
Подносит пальцы к носу, они блестят от меня.
Смотрю в глаза, он почти трезвый, в зрачках две маленьких меня, длинные ресницы подрагивают.
Губы припухли. Языком он пробует палец, смотрит на меня, тянется ко мне.
Открываю рот. Лизнув сок с подушечки пячусь назад, солоновато, а я возбуждена, взгляд невольно падает вниз, на его член, выпущенный из ширинки.
Обречённо охаю, так сильно хочу его.
Он делает шаг ко мне, прижимает к себе. В живот вдавливается ствол, слушаю выдохи, он путает волосы, нужно что-то сказать.
Что меня тоже, больно отдирать от него, но кому-то это нужно, не нам, это так бессмысленно, если мы не хотим.
- Я не хочу, - говорю вслух.
Снаружи дёргают ручку. Один раз, и всё. Убеждаются, что заперто, и не стучат, не говорят ничего.
- Не хочешь? - он переспрашивает.
Отпускает меня. Оглядывается на дверь.
Это как конец света, стоит открыть, и там будет нечем дышать, выпаду в открытый космос.
Алан спокойно застёгивается, слежу за его пальцами и не двигаюсь, растягиваю время, эти жалкие крохи.
- Он тебя не отдаст. А ты уже взрослая совсем, мама, - он касается моих волос, наматывает прядку на палец. - А я знаю, и сейчас лезу в семью опять. И мне плевать. Что я неправ.
Он поворачивает замок, толкает дверь.
Там молчат.
Алан оборачивается на меня, медлит. Хмурится и выходит.
Шаги, музыка по телевизору, голос Кати. Что такое, Алан, почему так долго, где аптечка.
Торчу в ванной, в футболке Артура, кошусь в зеркало, и стыдно, как я так сорвалась, у меня дети, семья, я уверена была, что справляюсь.
- Жене плохо, перепила, - по номеру гремит голос Артура. - Рвет ее. Вечеринка отменяется, Катя, забирай своего жениха, и баиньки.
Слушаю шум, сборы, голоса Артура и Кати. И негромкий Алана.
Топчусь на месте и кусаю губы, боюсь выходить. Он точно понял, и ему...как смотреть на него, он мне доверял, он со мной, детей моих любит, а я его люблю.
Там хлопает дверь, они ушли.
Вытираю вспотевшие ладони, приглаживаю волосы.
Артур врывается в ванную. Бросаю взгляд на перекошенное лицо и отшатываюсь, он хватает за руку, животом толкает на тумбу.
Взвизгиваю, когда он резко выдергивает пробку за хвост, давит на поясницу, удерживая на месте.
- Сука ты, Юля.
Он звонко шлепает голую ягодицу.
Меня обжигает и печет, держусь за тумбу и пытаюсь встать, он шлепает ещё раз, и я со стоном валюсь обратно.
- Больно? - он хрипло спрашивает, в голосе столько злости, кажется, что он ремнем готов выпороть, до крови.
Сжимаю зубы и молчу. Дрожу, жду, что он снова замахнется.
Он вздыхает и тянет к себе. Цепляюсь в тумбу.
- Всё, Юль, всё, - он сминает запястья, поднимает меня. Несёт в номер. - Чего тебе не хватает? Я ведь все делаю. Ты несчастлива со мной?
- Счастлива.
- Что-то не верится.
Он сбрасывает меня на кровать. Отходит и снимает халат, натягивает брюки.
- Куда ты? - ныряю под одеяло, накрываюсь до подбородка.
- Брат ждёт, - он застегивает рубашку, оглядывается. - Не закончится это, никогда? Один к детям полез, второй к тебе. Не сидится спокойно, - он щелкает выключателем, номер погружается в полумрак, остаётся только бра. Он подходит, наклоняется надо мной. - Ничего. Я уже говорил. Мы с тобой женаты, это не изменится.
20. Глава 19
В окно бьёт солнце, зеваю и щурюсь на часы на стене. Соображаю, что значит двенадцать, и подскакиваю - уже обед!
