Чудовище казалось гуманоидом, но только издалека. Выпирающие рёбра обтягивала розово-красная кожа. Длинный раздвоенный язык словно выстрелил в мою сторону, и я зажмурилась. Что-то холодное рывком коснулось щеки и отпрянуло. Я открыла глаза. Чудовище заурчало, а мой камень в ухе сообщил, что оно довольно и испытывает…
Похоть? Что?!
В глаза бросился отросток между ног, который стал быстро увеличиваться и раздваиваться на конце.
А-а-а! Мамочка! Мама!!!
Я с удвоенной силой зашарила руками по шершавым стенам Лабиринта, пытаясь нащупать хоть что-то, хотя бы плеть давно отмершего растения… хоть что-нибудь, что помогло бы мне если не ранить существо, то отбиться от незатейливого ухаживания. Ничего! Ничего не попадалось. Я боялась повернуть голову в сторону в поисках чего-то полезного, боялась упустить момент, когда эта тварь, расчехлившая свой «жезл любви» (это не я придумала, это в элейских любовных романах так пишут – читала как-то парочку), двинется.
Несколько секунд я смогу ему противостоять, отмахиваться клинками, встроенными в сапоги, а потом… потом…
Додумать я не успела – мой неожиданный поклонник сделал шаг ко мне, и я, не сдержавшись, пронзительно завизжала…
***
Мы с Ири стояли перед входом в Лабиринт. Серые стены не то из камня, не то из металла вздымались вверх до высоты где-то четвёртого этажа. Не так много, но и не так уж мало. Мы стояли перед довольно большой дверью, испещрённой разными закорючками. Я разобрала несколько слов.
– Не входи, коль не уверен, в пути будь храбр и верен принципам иль умри.
– Похоже на элейское высказывание, – заметил Ири, тоже изучив письмена на двери.
– Оно и есть – написано на древне-элейском.
От Дина пришла волна удивления.
– Ты знаешь элейский?
Я кивнула:
– Да, родители постарались обеспечить мне всестороннее образование.
Я сказала правду. Вроде того. Вот только я не помнила, как начала учить этот язык. Выяснилось, я уже знала его, когда прибыла на Серванес. Мои приёмные родители решили, что эти знания пригодятся мне в будущем, и я продолжила изучение элейского. Преподаватель-элефин, проживавший на планетоиде (всегда было интересно, как он туда попал и почему остался), оказался фанатом своего языка и прекрасным педагогом – помимо современных, мы разбирали древние элейские тексты. Я узнала, что чопорным, идеальным (в глазах остальных рас) элефинам не чужды низменные страсти, такие как зависть, жажда власти и обладания тем, что им не принадлежит. Чего только стоит одна баллада на тысячу двести тридцать одну строку о том, как Миарэль Храбрый возжелал власти, получил её, убив своих соперников, и женился на прекрасной деве Илиниасиль – первой красавице Элеи того времени. И он взял её замуж насильно.
– Получишь ровно то, чего желаешь, – прочитал Дин, проведя пальцем по другой надписи. – Это на адеверинтянском.
Меня просто окатило волной лжи.
Врёт! Эта надпись не так звучит? Или она пророчит что-то неприятное и Ири решил пощадить мои чувства? Хотя нет, это, как я поняла, ему не свойственно. Может, это не адеверинтянский? А какой?
Я подавила желание развернуться и отправиться в космопорт, оставив Дина перед дверью в Лабиринт.
Что ж… мы пришли сюда каждый за своим.
Я хотела перестать постоянно рисковать жизнью, хотела получить археологическое образование и выучиться на искусствоведа. Моих кредитов никогда не хватало на полный курс того или другого, а ведь ещё требовалось получить лицензию на археологическую разведку и лицензию оценщика древностей. И за всё это заплатить кредитами. Нет лицензии – нет возможности выставлять древние находки на аукционах, даже самых захудалых.
