Но эти два петуха все никак не уберут свои хвосты. Ладно еще Ваня, но Костя! Исаев дышит как после марафона, ноздри раздуваются, он старается вобрать в себя весь воздух, лишив кислорода своего… друга?
Толпа расходится, когда ее разгоняет пришедший преподаватель. Ваня с Костей заходят самые последние, стукнувшись плечами.
Мы снова с Шуркой остаемся стоять одни в коридоре. Может, мне все это показалось и не было никакой Назаровой?
А нет, была, между пальцев к коже прилипли несколько светлых волос Карины. Брезгливо убираю их и выкидываю.
“Ты знаешь, что я всегда тебя поддержу и буду на твоей стороне”
Ваня написал это, когда мы вошли в столовую. Переживает. И честно, мне хорошо оттого, что я была там не одна, среди старшекурсников. Саня не в счет. Не удивлюсь, если ей было так же некомфортно, как и мне.
А Костя… Что ж, Карина его девушка. Думаю, он имеет право злиться. Только кто бы знал, как это трогает. Будто внутри кто-то высекает слова на оголенных нервах. Дергаюсь при каждом взмахе тонкого прутика.
“Спасибо.”
Пишу ответ. Это первое сообщение, которое я ему отправила за последние недели.
“Если тебе рядом нужен друг, я буду им.”
Снова пишет. На этот раз оставляю без ответа его предложение. Взгляд перевожу на Сашку. Она тихо улыбается, шлепает губами и иногда их закусывает. В мыслях подруга со своим Стасом. Мажор, который сегодня показал себя с другой стороны. Сама на него по-новому посмотрела.
– Ольшанская, тебя после пар в деканате ждут, – к столу подбегает наша староста. У нас же окно между парами, но все знают, где студенты обычно находятся в обеденное время.
Я испуганно уставилась на Шурку. Тело бросает в неконтролируемый жар, а следом обдает ледяным воздухом, что острые мурашки вновь ползут по спине.
“Здесь у всех родители то юристы, то прокуроры, то судьи”, – вспоминаю Санину фразу.
Мурашек становится в разы больше, целая орда мурашек на спине, руках, тянутся вдоль шеи, все волоски дыбом встают.
Съеденная картошка и рыба болтаются в желудке и кажутся камнями, которые я проглотила. И ощущаю жуткий спазм в солнечном сплетении и животе, волнение накатывает сильнее и сильнее. Если бы оно измерялось баллами по какой-нибудь шкале, уже вовсю шла бы эвакуация.
– Хорошо. Я, – сглатываю слюну, она не проходит по гортани, застревает, – буду.
– Конечно, будешь. Там, слышала, сам Назаров приехал. Ну, отец Карины, с которой ты подралась!
Староста убегает. А вслед я бросаю ей:
– Она сама меня спровоцировала!
О, боже, как жалко это звучит. Ни один суд не примет такое оправдание.
15. Глава 15.
Алена.
Дверь кабинета декана тяжелая, деревянная. Неподвижно стою напротив нее и не нахожу в себе силы постучаться и войти. А меня там ждут.
Господи, зачем я только полезла к этой Карине? Ну провоцировала, и что? Надо было молчать. Глядишь, сейчас бы не стояла и не грызла свои губы в кровь, ногтями не продавливала бы кожу до отрезвляющей боли.
– Алена, я пойду с тобой, – Ваня сбегает по лестнице, подходит вплотную ко мне и тесно обнимает.
– Не надо, Вань. Я справлюсь.
Еще не хватает чувствовать себя ему обязанной. Он был рядом, когда все случилось, поддержал, я вдыхала его знакомый запах и быстро успокаивалась. Это всего лишь закоренелая привычка.
Радов гладит мои плечи, взглядом обводит лицо, фиксируется на губах и, больше чем уверена, безумно хочет меня поцеловать.
– Как я могу тебе помочь? Быть рядом? Здесь? Хорошо, я буду.
