– Отпусти его. Сейчас же, – потребовала. – И проваливай. Твои пустые слова никому здесь не нужны.
Не знаю, почему мне вздумалось все же приоткрыть дверцу, за которой годами копились обиды, но фраза прозвучала куда глубже, чем должна была. Причем не только для меня.
Рома отпихнул от себя Вознесенского тут же сорвавшись с места и двинувшись куда-то коридору. А Глеб так и остался стоять на месте, сжимая кулаки и почему-то смотря на меня, словно я была причиной всех его бед.
Понятное дело, что между ребятами произошло что-то серьезно. Но причем здесь я? Неужели, недостаточно было и того, что в прошлом он напрочь испортил мою жизнь, заставив позорно бежать с тонущего корабля душевного спокойствия?
– Спасибо, что испортил аппетит, – заметив, что Рома так и оставил свои вещи на подоконнике, я собиралась броситься за ним следом, чтобы попробовать разобраться во всем этом безумии.
Терять друга из-за своего старого врага? Да это все равно, что признать себя проигравшим до начала битвы!
– Я вообще-то извиниться подошёл, – возможно эти слова и могли смягчить мое отношение к Глебу, но в интонации парня не было и намека на раскаяние. – Но если тебе так нравится злиться на меня из-за детских выходок, то пожалуйста.
Детские выходки? Разослать едва ли не интимное фото малолетней девчонки всем в лагере — всего лишь шутка?
– Мне не нужны извинения от того, кто умеет только все портить, – ровно отозвалась, чувствуя вновь разрастающуюся бездну злости внутри.
Больше ничего не слушая, рванула с места. И… возможно это вновь игра моего воображения, но вслед я услышала едва различимый голос Глеба. Он обращался не ко мне, не к кому-то другому. Нет. Его вопрос словно задавался самому себе.
Вознесенский спрашивал, что именно он сделал. Будто бы и вовсе все забыл.
14. Глава 14
Глеб
– Сынок, ты ничего не забыл? – улыбнулась родительница, но в глазах гуляла тревога, что обосновалась там довольно крепко.
– Ма, – простонал на выдохе, поправляя лямку рюкзака, и вышел, не прощаясь.
Вообще странное это дело — амнезия. И страшное. Частично утраченные воспоминания возвращались постепенно, но порой в такие неподходящие моменты.
Я помнил всю свою жизнь до аварии, знал в лица своих родных, но с трудом мог воспроизвести в памяти какие-то четкие картинки прошлого, не связанного с семьей.
Прошел всего месяц. Чертов месяц, а мне казалось, будто целая жизнь. Причем не моя.
Девушка, что училась в одном со мной классе, к которой я совершенно ничего не чувствовал. Друзья, которые не казались мне достаточно близкими, чтобы знать, что я всей душой любил фастфуд. Ощущал себя героем некой постановки, в которой не было ничего настоящего. И никого.
Даже сейчас, выйдя за порог нашего семейного дома, стоя на пробирающем ветрогане в ожидании момента, когда вечно занятой отец прогреет свою тачку, чтобы отвезти меня в гимназию, чувствовал себя максимально нелепо.
Рука то и дело норовила залезть в карман, поискать отсутствующие ключи от байка, который уже целый месяц пылился в гараже. Разбитый, разумеется.
– Залезай, замерзнешь же, – отец казался мне столь далёким не только потому, что мы редко виделись из-за его работы. О нет, папочку, занимающегося инвестициями в спортивной сфере я бы спокойно выдержал. Но не в таких ситуациях, когда вместо того, чтобы по-человечески выйти из тачки и позвать сына в салон, он набрал меня по телефону.
