– Какие глупости, Ливи. Ты знаешь, что для молоденькой, хорошенькой девушки Лондон ночью не самое безопасное место для прогулок в одиночестве.
– При чем здесь это, папа? Он хотел деньги, а не меня. Но даже такому человеку я неинтересна.
Зак удивленно посмотрел на дочь. Она опустила голову, и слеза капнула на стол. Копна непослушных янтарных волос на мгновение содрогнулась. Оливия быстро вытерла слезы, высморкалась в салфетку и, посмотрев на отца, улыбнулась.
– Я сразу тебя узнала и так испугалась за тебя. Больше, чем за себя.
– Как у тебя дела? – перевел тему Зак, ощутив резкий укол чувства вины.
– Мы так давно не виделись, я много раз хотела позвонить…
– Я знаю, – прервал ее Зак.
Ему было не по себе, и казалось, что недавний сон начинает сбываться, только в реальности он получил награду за роль худшего отца. Ему хотелось сказать «прости», но он не умел этого делать. Он никогда не просил прощения. Буквы не складывались в нужном порядке.
– У меня все нормально, – выдавил он, понимая, что в окружающей обстановке его ответ звучал по меньшей мере нелепо.
В воздухе повисла тишина. По стене вверх пополз маленький паук, а лампочка замигала.
– По-моему, надвигается шторм.
– Ты больше не снимаешь кино?
– Нет.
– Ты больше никогда не будешь его снимать?
– Нет.
Казалось, что неприятный день Оливии был официально завершен на подходящей этому настроению ноте.
– Я постелю тебе. Ложись спать, Ливи, – сказал Зак. – У тебя был длинный день.
Оливия смотрела на него не мигая, как будто хотела услышать что-то еще, но он поспешно вышел из кухни.
Зак впервые спал хорошо, но совсем недолго, потому что уснуть ему удалось только под утро. По крыше и окнам тяжелыми каплями ударял дождь, а ветер яростно заставлял уставшие, измученные деревья тревожно шуметь. Шторм бушевал всю ночь, и Зак, как ночной сторож, прислушивался к комнате, где спала Оливия, словно охранял ее сон. Его глаза привыкли к темноте, и он больше с ней не боролся.
Как круто и в одно мгновенье может порой измениться жизнь. Зак даже представить себе не мог, что эту ночь он проведет в одной квартире с дочерью. Он попытался проанализировать происходящее, но мысли как назло не слушались его, и он не мог ясно рассуждать.
Его привычная мысленная жвачка наконец-то кончилась, и события вечера привнесли в его голову новые мысли. Зак не мог понять, счастлив ли он или напуган и сметен. Он не знал, о чем говорить с Оливией, и не погружался в сон, словно чтобы продлить ночь до бесконечности.
Дочь не казалась обиженной на него, скорее она была расстроена из-за собственных неудач. Мог ли он ей как-то помочь? Наверное, мог. Но он понятия не имел, каким образом. Он не знал, как себя с ней вести, как не ляпнуть что-нибудь неуместное.
Утро забрезжило тусклым молочным светом. Шторм по-прежнему не унимался. Ветер за окном завывал, прерываясь на то, чтобы собраться с новыми силами и налететь на затаивший дыхание город. Зак очнулся от беспокойной дремы и поспешно встал с кровати. Он увидел, что комната, где спала Оливия, пуста. Он прошел на кухню, но там тоже было пусто. Оливия словно испарилась. Зак заволновался, что она могла уехать, но ее вещи были на месте. Ветер глухо забился в окно, и вслед за ним, как по команде, обрушился ливень. Солнце пробивалось через холодные серые тучи, освещая прозрачные блестящие капли, размазанные по стеклу. Сердце Зака заколотилось, и он увидел, что тяжелые, высокие двери запретной комнаты были приоткрыты. Он понял, что Оливия была там. Он подошел к дверям и твердо сказал:
