– С нами все в порядке. А как ты? Хорошо долетела из Нового Орлеана?
Поразительно живой образ Дакса Деверекса промелькнул перед мысленным взором Кили. Сердце ее сделало сальто.
– Да. Никаких значительных событий.
«Лгунья», обозвала она себя.
– Нервничаешь по поводу завтрашнего дня?
– О, не больше, чем всегда, когда нужно предстать перед группой мрачных конгрессменов, старательно оберегающих застежку национального кошелька.
Бетти добродушно рассмеялась.
– Надеюсь, они не такие страшные, как генерал Вандерслайс. Нам доводилось проходить и через худшее. И знаешь ли, все мы верим в тебя.
– Постараюсь не подвести вас.
– Если все сложится не так, как мы рассчитываем, в этом не будет твоей вины, Кили. В котором часу встретимся завтра утром?
Они договорились встретиться в кафе при отеле и оттуда отправиться в зал заседаний палаты представителей.
Кили повесила трубку, пытаясь отбросить внезапно нахлынувшее на нее уныние, и принялась снимать помятую в дороге одежду. Она уже была в одном нижнем белье, когда снова зазвонил телефон. Наверное, Бетти забыла сообщить какие-то детали.
– Алло, – снова сказала она.
– Вы не носите обручального кольца.
Она чуть не задохнулась от изумления и прикрылась, словно щитом, нижней юбкой, которую держала в руках, будто Дакс мог видеть ее по телефону. Колени подогнулись, отказываясь держать ее, и она упала на кровать.
– К-как вы узнали, где меня найти?
– Отправил по вашему следу агентов ЦРУ.
– ЦРУ?
– Да не волнуйтесь вы, – засмеялся он. – Неужели не понимаете шуток? На самом деле мое такси ехало вслед за вашим до отеля.
Она ничего не сказала – он совершенно обезоружил ее. Она дрожала, перебирая пальцами провод телефонного аппарата, устремив взгляд на полосатое покрывало и опасаясь того момента, когда ей придется повесить трубку и когда она больше не услышит его тихого дыхания у своего уха.
– Вы никак не прокомментировали мое высказывание, – наконец произнес он, чтобы нарушить молчание, ни у одного из них не вызывавшее неловкости.
– Что? Это вы по поводу кольца? Я обычно ношу кольцо, но не надеваю его, когда опасаюсь, что у меня могут вспотеть руки, что порой происходит во время полетов. Поэтому на мне его не было сегодня.
– О… – Он издал глубокий, исполненный сожаления вздох. – Но вы же не можете винить парня за то, что он пришел к неверному, но вселяющему в него надежду выводу? – Она не ответила, и он переспросил: – Ведь не можете?
Она засмеялась, хотя в действительности в этой ситуации не было ничего смешного.
– Да, я не могу винить парня за то, что он пришел к неверному выводу. Мне следовало сразу же поставить вас в известность, что я замужем.
Между ними снова повисло молчание, на этот раз немного более напряженное, чем в прошлый раз.
– Вы не пообедали в самолете и, должно быть, проголодались. Почему бы вам не пойти и не перекусить со мной?
– Дакс!
– Хорошо, хорошо. Извините! Настойчивость у меня в крови.
Снова молчание.
– Я не могу никуда с вами пойти, Дакс. Пожалуйста, поймите. Вы же понимаете? – Внезапно ей стало жизненно необходимо, чтобы он понял.
Вслед за легким потрескиванием кабеля раздался глубокий вздох.
– Да, к сожалению, понимаю.
– Хорошо… – Она помедлила. Что говорят в подобных случаях? Было приятно познакомиться? Когда-нибудь увидимся? Желаю удачи в борьбе за пост сенатора? Но она сказала только: – Спокойной ночи. – Это прозвучало не так определенно, как «прощайте».
