На работе все было как всегда: однотонно-тягуче. Сверка схем энергоснабжения: силовые, высоковольтные, низковольтные, телефонные кабели, электрощиты, трансформаторы… Хотелось плюнуть на все! Я не любил свою работу. Так хотелось творчества, стихов или хотя бы научной работы по инженерной психологии в продолжение диплома… Но последнее для меня было закрыто как для «исключенца» из партии. Ну и наплевать! И я снова взялся за схему. Ближе к вечеру вошел главный инженер и, сделав заговорщицкое лицо, пригласил меня к себе в кабинет. Там он расплылся в кресле, предложив мне присесть напротив.
– Ну, как тебе, Саша, работается? – спросил он.
– Спасибо, я стараюсь.
– Знаю. Вижу. Говорят, ты схему здания вычитываешь за день, в то время как другие – за три?
– Должность обязывает. Я – старший инженер, а другие – просто инженеры.
– Ты сам один выпустил прекрасную стенгазету и на Новый год, и на женский день, и на День строителя…
– Герман Васильевич! Я в военном училище был редактором стенной газеты все пять лет. Так что, кое-какой опыт есть.
– За два дня под твоим руководством демонтировали сгоревший трансформатор и смонтировали новый…
– Это просто хорошие, опытные монтажники попались.
– Ну что ж, не любишь ты, когда тебя хвалят!
– Почему? Кто ж этого не любит? – улыбнулся я.
– Ну, а теперь серьезно. Хочу предупредить тебя. Я дошел до главного инженера от ученика монтажника. И знаю наш рабочий коллектив. К сожалению, есть люди, которые внешне порадуются твоим успехам, а потом… втихаря подставят ножку.
– Что? Я допустил какую-то ошибку? – недоумевал я, всегда считая, что врагов здесь у меня нет.
– Нет. Более того, руководство управления решило изыскать возможность, притом, что все мы из-за смерти Силыча лишены премии, вознаградить тебя некоторой суммой.
– Герман Васильевич! Я не могу взять этих денег, если все лишены. Ну, отдайте их тогда семье Силыча.
– Если ты такой бессребренник, сам и отдай…
Откуда-то в голове появилась мысль: «Ты же хотел купить себе костюм, в отпуск съездить куда-нибудь, отдохнуть…». Другая мысль перебила: «Костюм! Турне! Дадут двадцатку, купишь на нее пять бутылок портвейна и – к Шляховским…».
– Двадцать рублей нести в семью Силыча?! – усмехнулся я.
– А почему ты решаешь за руководство? Вчера на совещании решено наградить тебя двумя окладами, – Герман Васильевич победно покачивался в кресле взад и вперед, – Ну как?
– Я отдам их вдове Силыча.
– Ох, блаженный ты какой-то. Правильно твоя мама говорит.
Кровь ударила мне в голову… Но вдруг за спиной главного инженера возник расплывчатый силуэт Силыча. Отчетливыми были только его глаза. Они, загораживая собой портрет Брежнева, светились живым небом и улыбались…
– Иди в кассу, получай! – услышал я голос вставшего рывком с кресла Германа Васильевича, почему-то повернулся по-военному на каблуках и вышел из кабинета.
В кассе действительно мне выдали триста шестьдесят(!) рублей… «Да здесь не только на хороший импортный костюм…», – откуда-то в голове возникла мысль. «А Силыч?» – перебила ее другая…
– С тебя причитается! – крикнул пробегавший мимо Борис.
«Неужели только мне дали премию?! – подумал я, а Борису ответил. – Лады, пивняк работает до девяти.
– Я шучу, – улыбнулся он. – Вся бригада премирована.
– Слушай, – схватил я его за рукав, – а давай отдадим эти деньги жене Силыча…, то есть вдове!
– Старичок, – опустил глаза Борис, – у меня жена на сносях… Пойми!
