– Не за что… Немцы говогят: «Пусти хлеб по геке, и он вегнется к тебе с маслом». Ты налил мне хлеба, я вегнул его тебе с маслом….
Он резко повернулся и, слегка шатаясь, побрел по аллее.
– А его сейчас в милицию не заберут? – спросил я.
– Как бы после него нас не забрали, – вздохнул Женя, оглядываясь вокруг.
– Слушай, он же сказал, что шел домой. Но Смоленка от ЦДЛа в противоположной стороне по Кольцу, – мысль эта ошеломила меня.
– Вот и я о том же! Мы, хоть и выглядим трезвыми, но у милиции – тоже план… Запах-то есть. Ладно, пошли.
Мы долго шли молча. Забирать нас, похоже, никто не собирался.
– Жень, – спросил я, – ты крестил стакан?..
– Меня так бабушка учила в детстве: все крестить – и еду, и питье, и одежду, и квартиру! «Крест, – говорила она, – всю нечистую силу разгоняет».
– А Виленыч-то что, нечистая сила? – улыбнулся я.
– Как тебе сказать? Если я не верю человеку ни на ноготь, лучше поберечься. Бабушка говорила, что главный лжец – сатана. А люди-лжецы – слуги его…
– Ой, а, сколько сами-то мы ежедневно лжем!? – усмехнулся я. – Так что ж, мы тоже – слуги?
– Не знаю, как и оправдаться. Нас учили этому всю жизнь. К тому же мы лжем не для того, чтобы навредить кому-либо. Где-то я читал, что ложь бывает во спасение…
– А ты что, в Бога веришь?
– А ты что, не веришь, что ли?
– Я… не знаю…
– Вот чудной!
– Ты что ж, и крест носишь? И в церковь ходишь? – я даже остановился.
– Танюша каждый раз, когда я меняю рубашку, пришивает крест под карман. А в церковь ходит в основном она. Не часто, ну… раз в месяц. А я – на Пасху, на Рождество… Ведь если узнают у меня на работе… – он опустил глаза и сыронизировал: – И-де-о-ло-ги-чес-кий фронт!
– А почему ты мне это рассказываешь? Может быть, я стукач?! – вдруг спросил я.
– Ты!? – Женя согнулся от смеха пополам.
– А знаешь, когда готовили дело на исключение меня из партии, главным обвинительным документом был донос солдата – самого отъявленного разгильдяя части.
– Саша, у меня отец был прокурором. И все это я знаю… ну, если не с младенчества, то с первого сознательного дня, – вдруг серьезно сказал он. – И поэтому хочу тебе помочь… Вот перейдешь к нам… Поедем в отпуск ко мне в Лужки, на Вожу!
Он мечтательно возвел глаза…
– Молодые люди, предъявите ваши документы, – услышали мы сзади. И, обернувшись, увидели, трех милиционеров. Главный из них – старшина – постукивал резиновой дубинкой по ладони и смотрел на нас холодными, ироничными глазами. Двое других стояли, расставив широко ноги и заложив руки за спины.
– Пожалуйста, – сделав спокойное лицо, Женя вынул свое удостоверение из кармана.
– Так, – светил фонариком старшина и читал, – старший редактор Центрального Дома культуры железнодорожников. Вы только представьте себе, – обернулся он к своим, – старший и в нетрезвом состоянии… Сейчас мы в отделении узнаем, какой он старший.
И положил удостоверение к себе в карман.
– А ваши документы? – обратился он ко мне.
«Этого мне только не хватало!» – подумал я, но послушно протянул ему свое удостоверение.
– О! – воскликнул старшина, взглянув в него. – Тоже старший, только инженер! Так сказать, содружество науки и искусства. Ну что ж, пожалуйте в машину, товарищи интеллигенты.
И он с издевательским поклоном указал на ГАЗик, стоявший недалеко.
– Навел, старый, вечный… – следующего слова, прошептанного Женей, я не расслышал. И мы сели в зарешеченную заднюю часть машины. После короткой поездки машина остановилась, дверь открылась и раздался голос:
