Унгерих снова дернул подбородком:
– Им займутся мои лучшие лекари.
В это время к Горемыслу подскакал Волгус, вызванный мной с дальнего левого фланга. Он разбирался в лекарстве и занялся своим делом. Подъехал и волхв Веденя. Этот стал что-то пришептывать и кружить вокруг Горемысла. Я же призвал на помощь Перуна, вскинув над головой обеими руками мой меч…
– Носилки! – резко крикнул я. Но дружинники уже несли шест с плащом. Они переложили на него перевязанного Горемысла и приторочили между двух лошадей.
– В крепость! Только не трясите, – уже мягче сказал я.
Королева Гаафа в это время подскакала к старику с отроком и что-то сказала им.
– О чем это вы беседуете с этим колодником? – крикнул, подъезжая, Унгерих.
– Ваше величество, эти люди остались живы и доставили вам прекрасную добычу. Зная ваше милосердие и добродетель держать данное вами слово, прошу вас освободить их, – ответила королева.
– Он, сдается мне, колдун, если его медведь не задрал, – дернул подбородком Унгерих. Но, обернувшись, увидел, что сотни человек, находящиеся на поляне и вокруг ее, теперь ждут от него поступка. Тогда он громко и отчетливо сказал:
– Да, я милостив. И слово свое держу. Я дарую тебе, старик, и твоему соколоднику жизнь. Но требую, чтобы вы покинули пределы моего королевства. Если же кто из вас ослушается и появится здесь, я предам его самой жестокой казни. Надо ведь еще разобраться, не колдун ли ты, старик, не ты ли направил медведя на меня и сообщил ему эдакую силу, что сломалась моя лучшая и самая крепкая рогатина. Развяжите их, – бросил он воинам и поскакал в лес.
Старик, уже освобожденный от уз, продолжал стоять и смотреть в небо. Отрок лежал на земле и плакал. Я подскакал почти вплотную к старику. Взглянул ему в лицо. Я возвышался над ним, сидя на коне. Поэтому голова его казалась слишком большой, а по мере приближения взгляда к ногам, он непропорционально уменьшался. Грязная рубаха его была порвана до пояса, и на обнаженной груди ярко сверкал большой крест. Меня поразили его глаза. Я загораживал от него небо. Но именно его я увидел в глазах старика – такими они были по-детски ясными. Он глядел вверх, в мою сторону. Но глядел не на меня. Губы его улыбались и что-то шептали… Я сжал колени, и конь понесся в лес, вслед королеве, королевне и королеве-вдове.
– Ваш билет!.. Молодой человек, у вас есть билет?
– А..? Что..?
– Би-лет на про-езд, – уже более отчетливо, нараспев услышал я в такт движений, трясущих мое плечо.
Я оторвал голову от рук, сложенных на поручне задней площадки двухвагонного троллейбуса, и увидел пожилую женщину. Именно она трясла меня за плечо. Вдруг скривила губы:
– И-и-и, милый, да ты хо-р-р-ош! Ну что, милицию вызывать будем, если ты уж, как лошадь, спишь стоя? Или все-таки билет предъявишь?
– Билеты у Эдика, – все никак не мог прийти в себя я. – А я не «хорош». Мы просто всю ночь просидели у друзей. Выпили, конечно, немного. А это я от усталости. Вчера тяжелый рабочий день был.
– Понятно. Только нет здесь твоего Эдика. Откуда едешь-то?
– С Ярославского шоссе, 66.
– Милый, да ты даже конечную остановку проехал и теперь опять на Ярославку возвращаешься. Эдик твой, поди, давно сошел. Сам-то где живешь?
– На Щелковской. Мне бы на метро.
– Не сильно пьяный, – размышляла вслух женщина-контролер. – Но в метро тебя все равно в милицию забрать могут. У них план. Сейчас выйдешь на Безбожном переулке, пересядешь на любой трамвай, доедешь до Каланчовки, а там на сорок первый троллейбус пересядешь. И – до самого дома. Только не забудь билеты покупать. Деньги-то есть?
