Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой - страница 17

С тяжелым вздохом он открыл ящик. Там еще оставалось немного денег, которые до сих пор он так презирал! Но какими бы грязными и аморальными они не были, в них заключалась огромная сила. Виктор почувствовал что-то вроде отвращения к этим бумажкам, когда он представил как много рук оставили на них свои следы – изящные и грубые, чистые и грязные – словно это произошло только что. Он задвинул ящик. Нет, не из-за них он хотел сейчас работать, но делать это для себя, творить из одного только удовольствия творить, от желания создать нечто стоящее. И создавать, не думая о вознаграждении.

Виктор решительно взялся за перо и начал писать. Но работа не шла – и он ничего не мог с этим поделать; как бы сильно он ни старался, у него ничего не получалось. По крайней мере, ему так казалось.

Он облокотился на стол, и, подперев голову руками, бездумно смотрел на трепещущие мертвые листья на мертвом дереве.

В это же время Марта стояла в своей уютной кухне и смотрела через окно на ранний, промозглый осенний вечер. Окно выходило во двор, но там не было ни деревьев, ни кустарников; в конце двора стоял большой квадратный контейнер, в который выбрасывали мусор, и ветер играл с разорванным листом газеты, угол которой торчал из груды пепла. Газетный лист распрямлялся, поднимался в воздух, трепетал на ветру, а затем снова падал обратно. Большие голубые глаза молодой женщины следили за этим маленьким обрывком бумаги, и в тишине, которая окружала ее, Марта вдруг осознала, насколько одинока она была на самом деле сейчас, даже более одинока, чем под строгим бабушкиным надзором. Раньше у нее всегда была возможность поговорить с Леной, а фрау Даллманн принoсила домой новости о своей работе, Грегор и Виктор шутили с ней, и люди на улице восхищались ею. Теперь она была замужней женщиной, муж любил ее и был добр к ней, но на самом деле она представляла брак совсем по-другому. Теперь она постепенно начала понимать, что это была скучная монотонность, состоящая из сотни мелочей, о существовании которых она сначала не задумывалась.

Чудесное лето с его долгими прогулками закончилось. Виктор вот уже несколько дней сидел за столом с серьезным, вдумчивым выражением лица и сердился, когда она его беспокоила. Но у нее не было никого, кроме него, и даже Грегор, когда он приходил к ним по вечерам, больше не дразнил ее, а говорил с Виктором о том, что ей было неинтересно.

Если бы у нее была хотя бы одна человеческая душа! Но из всех людей, живших по соседству, она не знала никого, у нее не было никого во всем большом городе, так как Лена теперь училась в театральной школе, а фрау Даллманн больше никогда к ней не приходила. Она понятия не имела, что Грегор сказал доброй женщине, что ее визит не будет очень приятным для его молодого друга.

Разорванная газета снова закружилась в воздухе, и Марта смотрела на нее с неясным осознанием того, что ее попытки отвлечься были так же бесполезны, как попытки этого клочка бумаги улететь вверх.

Ее окружала мертвая тишина, нарушаемая только тихим тиканьем кухонных часов.

Марта вдруг вспомнила как в последний вечер перед помолвкой ей удалось увидеть издалека маленький кусочек блистательного мира, и теперь она внезапно поняла, куда направлены все ее желания и тайные надежды. В этот прекрасный, волшебный мир! «Вы очень – очень красивы», – сказал ей тогда неизвестный мужчина. Она знала, что теперь она стала еще красивее. Неужели сегодня вечером, как и каждый предыдущий день, они опять будут сидеть дома? Безрадостно – всегда одно и то же! Она уже знала наизусть рисунок обоев, на которые смотрела до боли в глазах, когда Виктор читал или писал, и она не хотела его беспокоить.