— О, водичка! — прохрипел я, заметив стоящую у дверей девушку. В ее руках был стакан, наверняка предназначенный мне. Вот только она не спешила меня угощать — застыла, уставившись на мое лицо. Нет, я, конечно, хорош собой и достоин только восхищения, но нельзя ли побыстрее? Тут человек умирает.
— Держите, Роман Павлович.
— Георгиевич, — поправил ее и, прищурив глаз из-за проклятого освещения, попытался разглядеть служанку получше.
— Что?
Мало того, что мутная, двоится и сливается с дверью, так еще и глухая.
— Не Павлович, — начал говорить ей по слогам. — Ходоров Роман Георгиевич.
Звон разбитого стекла застал меня врасплох. Я громко застонал. Да что ж такое! Надо сказать Галине, чтобы уволила неумеху, а то скоро без посуды останемся. А… Точно. Я же не дома.
— Не могла бы ты… — попытался встать, получилось, — потише.
Из-за внезапного головокружения свалился обратно на диван. Тот жалобно скрипнул и чудом не развалился.
— Пойду за тряпкой, — выпалила девушка и выбежала из комнаты, снова противно прошаркав тапками.
Неужели нельзя купить комнатную обувь помягче? Или так сложно ходить босиком?
Пока она где-то шлялась, я сделал вторую попытку подняться, на этот раз удержавшись на ногах. Надо было с первого захода скинуть пиджак. Он тяготил. Я вообще не понимал, как некоторые ходят в нем сутками, семь раз в неделю, снимая разве что во время отпуска.
Настенные часы совковского дизайна показывали девять.
— Не понял.
— Что ты не понял? — спросила девушка елейный голосом. Таким нежным и томным, как говорят мои курочки перед тем, как ублажить по полной программе. Неужели я по пьяни снял дешевку?
— Твои часы ходят правильно?
— Да.
Она склонилась и начала собирать осколки в пакет. Я же заметил смартфон на тумбочке, подошел и посмотрел на число. Твою ж…
— Рома, положи телефон на место. Неприлично копаться в личных вещах другого человека.
— Я же сказал, Роман Георгиевич. Или мы уже переспали?
Девчонка выронила кусок стекла и зашипела.
— Черт! — приложила палец к губам, зажмурилась.
А я, уже вполне придя в себя, украдкой изучил внешность, которая была совершенно не в моем вкусе. Девушка выглядела слишком простой: свободная синяя рубашка, спортивные штаны и какое-то безобразие на голове, напомнившее мне про японский музей Унко, где в полной мере раскрывается табуированная тема приличного общества. В довесок у нее были оттопыренные ушки и какие-то невозможно большие глаза. Да, кому-то она показалась бы милой, но точно не богиней. А спал я исключительно с последними.
Девчонка тем временем вынесла осколки, вернулась и протерла тряпкой ковер.
— Завтра вынесу на улицу просушить. Ты чего столбом стоишь? — ее тыканье вызвало недоумение. — Сходи в ванную, приведи себя в порядок. Я соображу тебе чего-нибудь поесть. Голодный?
— Назови свое имя.
— Ром, ты пока на третий этаж полз, головой ступеньки считал?
— Что я делал?
— Не делал, а сделал! — она прошла мимо меня и уже громче продолжила возмущаться из коридора: — Ты собственную сестру, что ли, забыл? И сколько на этот раз выпил? Только не говори, что опять не помнишь.
— Стоп! — прошептал я. — Какую сестру?
В кухне загремели плошки и кастрюли. Потом послышалась ругань и огорченный вздох. Через пару мгновений в комнату снова заглянуло нечто, назвавшееся моей сестрой. Так-так… Это игры такие, что ли?
— Есть макароны и тушеная курятина. Будешь?
Слово «курятина» сразу вызвало неприятные ассоциации.
