Я бы в другой раз подумал, надо ли мне это дерьмо. Потому что не надо. Но это в другой раз. Не сейчас.
Сейчас меня кроет. Причем, не так , как обычно, не так, как до этого. Очень непривычно кроет. Мягко, но наглухо.
Словно чем-то тяжелым ударило по голове. Тяжелым, но не острым, не твердым. А таким, обволакивающим.
Отчего сразу ни одной мысли нет, только ощущения. Ее мокрых губ, соленых от слез, распухших, мягких. Ее тихих всхлипов , вдохов с присвистом, когда шею целую, когда ворот халата распахиваю. И замираю, глядя на роскошь в простом белье. Я еще в первый раз заценил, чуть в брюки не кончил, только от вида невероятно красивой груди, немного смугловатой с золотом кожи, наверняка, вкусной.
Вот сейчас и проверю.
Прикусываю торчащий сосок прямо через белье. И ответом мне служит судорожный выдох и крупная дрожь по всему телу. Такая, словно для нее это в первый раз. Словно никто никогда не трогал ее так, не целовал эту невероятную грудь, не всасывал эти крупные, красивые соски…
Это, конечно, не так, но сейчас я не собираюсь отвлекаться, прикидывая, кому еще она дарила свои сладкие эмоции. Нет уж.
Сейчас это все мое. Только мое.
И я кайфую, не задумываясь о причинах этого неожиданно щедрого подарка.
Распахиваю халат. Потому что мне нужно больше. Гладкий животик, словно у нерожавшей женщины.
Упругий и в то же время мягкий. Любой гребанной инста-модели фору даст. Малышка, ты могла бы зашибать миллионы только на своём теле.
Что ты забыла в провинции, малышка?
Целую, облизываю, прикусываю от остроты эмоций кожу возле пупка.
– Боже… – выдох опять, пальчики неуверенно мне по волосам. Давай, Лада, смелей… Сегодня можно. Я тебе разрешу. Ты же мне все разрешишь? Ведь так?
Надо бы, конечно, спросить. А то вдруг классификатор сержанта оправдает себя, и ты в самый ответственный момент взбрыкнешь… Хотя, если ты в самый ответственный момент взбрыкнешь… Это не классификатор сержанта. Это , значит, я – дурак, не умеющий отключить женщине мозг в такой ситуации. И тогда все заслужено будет.
Но про это не думаем. Верим в свои силы.
И движемся ниже.
К простому нижнему белью, обтянувшему самую роскошную задницу из всех, кто я видел когда-либо.
Здесь тоже сначала через ткань. Аккуратно, чтоб не спугнуть. Дрожит. Хорошо…
Трусы – долой!
От аромата ее возбуждения, сладкого, безумного, чуть было не теряю контроль, не начинаю совершать ошибки.
Слишком резко подхватываю за ягодицы, слишком жадно накидываюсь целовать. Упиваться сладостью, сходить с ума.
Она опять ахает, что-то шепчет непонятное:
– Петя, ангел…, ах, ах…
Почему ангел? Странно, но плевать.
Потому что через мгновение ее пальчики вплетаются жестче в мои волосы, ноготки проезжаются по затылку. Кааайф…
Она стыдливо рвется, хочет свести ноги, но я не даю. Куда, нафиг? Я еще не до конца насладился!
Я жаден, до ее вкуса, до ее эмоций, потому что ничего подобного раньше не ощущал, не испытывал, не видел.
И кончает она тоже неожиданно. И красиво. С тихим стоном и сжавшимися в моих волосах пальчиками.
Не даю ей опомниться, скольжу вверх по уже разведанной дорожке, животик, грудь, шея. Губы.
На полсекунды останавливаюсь, чтоб заглянуть в глаза. В них слезы и смятение. И отголоски оргазма.
Шикарное сочетание. То, что требуется для дальнейшего… как она так сказала? Взаимодействия, да.
– Петя… – шепчет она, но я торопливо затыкаю ее поцелуем. Кто его знает, что она хочет сказать?
