«Так она не шимала?!» – женский голос пылает от негодования. «Оказалось, нет…» – мужской холодно спокоен. «Тогда как же…» «Они даже не поинтересовались его мнением! – взрывается мужской, вибрируя от злости. – Заставили, и все! Как вещь! Понимаешь?» «Как же так можно… со своим сыном?» – охает женский. Тишина. Мужской не отвечает. Через полминуты хлопок по столу: «Сегодня же отправлю им весь нарзалл. Она не вернется. Ноги ее больше не будет в том доме». «Вланя бы не простила», – соглашается женский.
Лан с трудом открыл глаза, уставившись в потолок. Не вышло? Не такой уж ты и смертельный, чертов смертадох. Голоса бубнели где-то далеко, за закрытыми дверями. А ему казалось, что слышал отчетливо.
– Не делай так больше никогда, ладно?
Почти вздрогнул. Рядом на стуле Олав. Ссутулился, осунулся, как старый, побитый временем, медведь. Совсем не похож на веселого повесу-разгильдяя, смотрит нахмурено.
– Обещаю, пальцем не притронусь, – добавил наследник рода. – Пока сама… сам не попросишь.
– Вы… – удивился мальчишка, – знаете, что…
– Что ты не шимала? – закончил за него кадет. – Да ты об этом кричал на весь дом… когда умирал.
Лан снова уставился в потолок. И что теперь? Откажутся? Отец убьет. Не смог смертадох, так довершит отец. Хотя… Он же мешок с деньгами. Выдадут за другого. Более уродливого и потного.
– Ты не вернешься, – будто услышал его мысли Олав, мальчишка удивленно повернулся. – Отец отправил за тебя весь откуп. Ты больше никогда не ступишь на порог своего… – его лицо перекосило, от такого уютного слова. – И еще… – парень заметно сконфузился, пытаясь подобрать слова. – Прости, ладно? Я специально ходил в библиотеку, читал о шималах, – даже поерзал на стуле. – Там писали, что они обожают, когда их жмут, целуют, все такое… – покрутил пассы, пытаясь выразить мысль, – в общем, хотят чувствовать себя женщинами, – удрученно опустил руки. – В общем, болван. Не знал.
– Зачем я вам? – Лан все никак не мог взять в толк, такие резкие повороты судьбы.
– Аллой принял тебя, – не согласился жених. – Без инициации, даже без брачного ложа. Ты наша, – у него не очень выходило обращаться в мужском роде. Похоже, действительно с трудом видит в нем парня. – Нашего рода, понимаешь? С потрохами.
– Этого просто не может быть, – честно предупредил мальчишка, – никак! – даже отрицательно покрутил головой. – Напутали. Я ноль. На меня даже наш родовой камень не реагировал.
– Спи, – завершил спор, поднимаясь, Олав. – Тебе сейчас есть и спать. Ты выжгла себе все нутро, – осуждающе посмотрел на мальчишку. Потом подумал, и все-таки добавил: – в столице более тонкие омнусы, не чета здешним. Пусть даже чуть моргнет, самую малость… – ободряюще ухмыльнулся. – Раскачаем. Наймем учителей. Второй точно возьмешь.
– А вернуть назад? – даже приподнялся от волнения с подушки Лан. – Твоя семья согласится? Я отработаю! Сполна! Слово! Пред ликом Крома!
– Эх, Лань, – грустно вздохнул жених, сократив его имя на девичий лад. – Если бы с богами так можно было шутить… – понимающе глянул, на жертву циничных продажных схем. – Ты же сама знаешь. Боги не прощают ошибок. Это невозможно. Так не бывает.
Лан без сил упал на подушку. А парень вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Он на самом деле знал. Мозг знал. С самого начала. Но боялся признать, боялся произнести вслух. Ибо хотел верить, и верил, истово верил… Ибо иначе… как? Отец его обманул. Просто, легко, жестоко, цинично. Как тупого породистого пса, которых разводят для продажи. В маркетинге нет людей, там одни товары.
