– Какие волосы, – говорит Лета, отъезжая. – Понятия не имела.
– А с твоими что случилось?
Лета затылком указывает на заднее сиденье, объясняя, почему с длинными волосами неудобно.
– Блин! – Дженнифер даже съеживается. – Это твоя?
Лета кивает.
– Сколько ей?
– Год, – говорит Лета об Эди, которая молча смотрит на незнакомку. – Год и десять месяцев.
– Когда месяцы можно больше не считать?
– Никогда.
– Просто я… Круто. Я думала, ты…
– Это? – Лета имеет в виду свои зубы, скобки, вообще всю историю с челюстью.
– Извини, – говорит Дженнифер. – Не хватало только, чтобы тебе об этом напоминала я.
– Мы не виделись четыре года. – Лета медленно поворачивает налево. – Но ты – это ты. Имя другое, а сама осталась той же.
– Не уверена.
– Не думала, что ты вернешься.
– Я тоже.
– И не думала, что появится… еще один.
Они почти подъехали к службе шерифа.
Дженнифер молча сидит, держась своей стороны кабины.
– И что, ничего не скажешь? – спрашивает Лета, стараясь говорить мягче, чтобы это не прозвучало укором. – Никаких цитат из кинофильма? Никаких аллюзий? Может быть, «Ночь, когда он вернулся»?
– Мрачный Мельник здесь никогда не жил.
– Зато ты жила. Так и вижу, как ты бродишь по видеосалону. Один ряд, другой, прячешься за полками.
– Было дело, – соглашается Дженнифер. – Школьные годочки.
Лета бросает еще один взгляд на заднее сиденье, и на нее накатывает воспоминание о Джей… Дженнифер, об их первой встрече в старом школьном туалете.
«Станция шалавы», прости господи.
Другим стоять около этого зеркала не полагалось. Точнее говоря: другие к нему и не подойдут.
Только самая противоречивая девушка за всю историю штата Айдахо.
– Что? – спрашивает Дженнифер, потому что Лета явно куда-то отплыла в своих мыслях.
Лета хлопает ресницами, чтобы смахнуть слезы, и меняет тему:
– Неужели все по новой?
Дженнифер пожимает плечами, смотрит в сторону, постукивает указательным пальцем левой руки по затянутой в джинсу коленке.
– В прошлый раз девочкой, которая кричала «слэшер», была я, – говорит она. – Теперь пусть тревогу бьет кто-то другой.
Лета останавливается перед полицейским участком. Не заняла ли она место для инвалидов? Не разберешь, вся парковка завалена двухфутовым слоем снега.
Но припарковать машину удается.
– Я вполне дошла бы пешком. – Дженнифер кладет руку на дверцу. – Зачем Баннер вызывал подкрепление? Ребенка тащить на холод.
– Пруфрок перед тобой в долгу, – говорит Лета, глядя Дженнифер в глаза. – Тебе больше не надо никуда ходить пешком.
Дженнифер поджимает губы, быстро моргает и, отгоняя неловкость, спрашивает:
– Как ее зовут?
Она кивает в сторону заднего сиденья.
– Эдриен, – говорит Лета как можно более внятно, борясь со стеной зубов. – Она уже ходит.
– Эдриен, – повторяет Дженнифер и кивает: – Хорошее имя. Красивое.
Лета просто смотрит на нее:
– А ты изменилась.
– Правда? Как же?
– Раньше ты бы про это имя что-нибудь наплела.
– Что-нибудь семейное? – спрашивает Дженнифер то ли невинно, то ли делает вид, что невинно, – Лета точно не знает.
– Эдриен Кинг играла Элис в «Пятнице, тринадцатое». Ты не можешь этого не помнить. Это сидит у тебя в голове. В сердце. Точно знаю.
– Ты же не ее имела в виду?
– Извини. Просто… ты похожа на нее. И моя Эди может быть такой же.
Дженнифер смотрит в пол.
– То есть ты назвала дочь в честь Элис, – выдавливает она. – Хочешь сказать, что теперь на слэшерах помешана ты?
– Во всяком случае, домашнюю работу я наконец сделала как следует.
