Гурни отложил папку, размышляя о неизбывной притягательности этой истории. Он испытывал смешанные чувства.
– Что-то не так?
Он поднял глаза. Мадлен смотрела на него с другого конца кухни, отложив спицы.
Он покачал головой.
– Наверно дурью маюсь, как обычно.
Мадлен не отводила взгляда. Он знал, что этот ответ ее не устраивает.
– Весь проект Ким – про дело Доброго Пастыря.
Мадлен нахмурилась.
– Его ж заездили до смерти. Когда происходили эти убийства, по телевизору только о них и говорили.
– У Ким свой подход. Тогда всех интересовал манифест, думали, как бы найти убийцу, строили гипотезы о его прошлом и воспитании, о том, где он прячется, обсуждали насилие в Америке, недостатки законов об обороте оружия, бла-бла-бла. А Ким все это не волнует. Ей важен тот урон, который понесли родственники убитых – то, как изменилась их жизнь.
Мадлен слушала с интересом, потом вновь нахмурилась.
– Так что не так?
– Да сам не пойму. Может, дело во мне. Говорю же, что-то я не в настроении.
Следующее утро выдалось хмурым и холодным, как часто бывает весной в Катскилльских горах, и за стеклом французских дверей падали редкие снежинки.
В 8:00 позвонила Ким Коразон: план изменился. Вчера предполагалось, что они утром встретятся в Тёрнуэле с Джими Брюстером, а потом поедут на Ашокан на ланч с Руди Гетцем; теперь же утренняя встреча отменялась, а днем они ехали к Ларри Стерну в Стоун-Ридж, к югу от Ашоканского водохранилища, минутах в двадцати езды. Ланч с Гетцем был в силе.
– Для изменений есть особые причины? – спросил Гурни.
– Вроде того. Когда я составляла план, я еще не знала, что вы поедете со мной. Ларри куда несговорчивей, чем Джими, я подумала, лучше бы вы пошли на встречу с ним. Джими левых взглядов и очень активен. Он-то не откажется участвовать – ему дай только возможность поругать общество потребления. А с Ларри все непросто. Он, похоже, разочаровался во всех СМИ – из-за того, какую нездоровую шумиху они устроили много лет назад после смерти его подруги.
– Но ты понимаешь, что я не буду помогать тебе с раскруткой проекта?
– Конечно же, нет! Все что мне нужно – чтобы вы послушали, посмотрели, высказали свое мнение. В общем, я за вами заеду не в восемь тридцать, а в одиннадцать тридцать. Хорошо?
– Хорошо, – ответил Гурни без особого энтузиазма.
Никаких возражений у него, в сущности, не было, но мелькнуло чувство, что что-то идет не так.
Засовывая телефон в карман, он вдруг вспомнил, что Джек Хардвик ему не перезвонил. Он набрал номер.
Уже после первого гудка ему ответил скрипучий голос:
– Терпение, Гурни, терпение. Я как раз собирался позвонить.
– Привет, Джек.
– Эй ты, спец, рука у меня только зажила. Хочешь, чтоб меня снова подстрелили?
Он имел в виду то, что произошло полгода назад: развязку дела Перри. Одна из трех пуль, ранивших Гурни, прошила его бок и попала Хардвику в руку.
– Привет, Джек.
– Привет от сучьих штиблет.
Стандартная формула приветствия старшего следователя полиции штата Нью-Йорк Джека Хардвика. Этот задира с бледно-голубыми глазами маламута, острым, как бритва, умом и мрачным юмором как будто нарочно устраивал при каждом разговоре серьезное испытание собеседнику.
– Я звоню по поводу Ким Коразон.
– Крошки Кимми? Школьницы с проектом?
– Можно и так сказать. Она внесла тебя в список информантов по делу Доброго Пастыря.
– Да ладно. Как это вас жизнь свела?
