А она махнула рукой небрежно и пробормотала что-то насчёт домашнего рецепта и трав. Трав…
Да быть этого не может! Димон опустил взгляд на правую руку и едва не застонал от досады, заметив, что перстень с защитным камнем поменял цвет с привычного рубинового на изумрудный.
«Вот мерзавка, – то ли восхитился, то ли изумился Бьёри. – Она меня что, приворотным зельем напоила?»
«Домашний, значит, рецепт, – подумал он и яростно намазал гренок вареньем. – Приворотное, значит, зелье… Ну, я тебе устрою, засранка! А главное, недотрогу из себя строила, аферистка». Но какова актриса! Он же её смущение за чистую монету принял. Вёл себя, как дурак малолетний...
«Хочешь приворота? Ты его получишь, детка!» – мужчина сделал большой глоток и довольно сощурился: всё-таки, несмотря на зелье, чай был удивительно вкусный, так зачем отказываться? Тем более, что старинный родовой артефакт без труда справлялся с ядами пострашнее, чем какой-то приворот одной смешной девчонки.
Которая, кстати, не сводила с мужчины тревожного взгляда и даже ёрзала от нетерпения. Не будем заставлять даму ждать. Димон ухмыльнулся и проговорил низким голосом:
– Всё-таки волосы у тебя совершенно замечательные.
Задумался на мгновение и процитировал отрывок из любимого бабулиного романса. Романс – это всегда хорошо, женщины от них в любом возрасте пищат.
Но в зелёных глазах не зажёгся радостный огонёк, а мягкие губки не сложились в довольную улыбку. Выглядела Маша встревоженной и испуганной. Почему? Не ждала такой реакции? А чего она хотела от приворотного зелья? Чтобы он её сразу на плечо взвалил и в спальню уволок? Нет, можно, конечно, и в спальню... Но тут она просто поднялась из-за стола, явно демонстрируя намерение уйти, и Димона аж затрясло от злости. Не успев подумать, что делает, он подался вперёд и крепко схватил строптивую девчонку за руку.
– Да что с тобой такое?! – хотелось крикнуть, а лучше хорошенько тряхнуть за плечи, чтобы она объяснила, какого чёрта происходит. То она кричит так, словно перед ней не мужчина, а исчадие ада, то зелье подливает, то шарахается, как от чумного. Хотелось сжать пальцы так, чтобы захрустели хрупкие косточки... но вместо этого он вдруг произнёс:
– Не обижайся.
В конце концов, это всего лишь девчонка. Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать? Люди совершают глупости и в более зрелом возрасте.
– На твой дурной музыкальный вкус? – язвительно фыркнула нахалка и, скривившись, попыталась тонкими пальчиками разжать бульдожью хватку Димона.
«Небо свидетель – она сама напросилась! Хочешь побояться? Что ж, я дам тебе повод. Ты у меня если не поседеешь до утра, то точно навсегда заречёшься подмешивать что-то людям в еду!»
Отпустил тёплую руку из захвата, и пока Маша растирала запястье – словно он ей и в самом деле сделал больно! – незаметно щёлкнул пальцами, взывая к родовой магии.
Идея была не самая оригинальная, но зато не единожды опробованная на бабушке в годы счастливого детства на Тринадцатом этаже. Когда он впервые выкрасил себя в красный цвет, чтобы не пойти в школу, старушка вызвала неотложку, влила в Димона литров восемь всевозможных лекарств... и только после этого связалась с отцом, который и объяснил ей, что болезни такого рода хорошо лечатся ремнём и касторкой.
Бабушка внука любила, а потому потчевать ни тем, ни другим не стала, она напекла пирожков и засадила бездельника за чтение «Войны и мира», предупредив, что карманные деньги и право гулять с друзьями после школы во дворе вернётся к наследнику Императора, только когда тот сдаст ей полный экзамен по данному роману. Который, к слову, оказался не таким занудным, как ожидалось, и даже немного поучительным. В том плане, что теперь Димон не окрашивался полностью, ограничиваясь сыпью на руках и животе или горячечными пятнами на щеках.
