– Он их съел.
– Как?
– Живьем. Я уже все сказал тебе, брат. Теперь мой черед задавать вопросы. Так что это за болезнь?
Здебор упер острие меча в грудь младшего брата, вынудив того сделать шаг назад – к обезумевшему царю.
О, черные боги!
Я как раз сидела в нагрудном кармане! Близость смерти меня сильно возбудила, поэтому я громко заквакала. Хорошо, что царь ревел, как вепрь, поэтому мое присутствие осталось незамеченным.
– Ты уже знаешь, чем он болен на самом деле, верно? – с угрозой в голосе повторил свой вопрос Здебор и воткнул меч в плечо брата, лезвие которого проделало в нем меньшую дыру, чем полный злобы взгляд красавчика.
Мою лапу пронзил болезненный укол. Хвала черным богам, что лягушки – живучие создания.
Я знала ответ на этот вопрос, ведь эту болезнь создала я, когда была великой и могущественной черной жрицей, имя которой боялись произносить в ночи именно по этой причине.
Это моровая порча. Не совсем болезнь, больше – проклятие.
Тысячи лет назад у меня не было армии. Чтобы защитить свои земли, пришлось ее создать. Но как объяснить это царевичу?
Я громко квакнула, чтобы привлечь внимание Хотена.
Темные брови царевича Здебора удивленно приподнялись, и он вдруг с ухмылкой спрятал меч в ножны.
– Говорят, ты живешь с лягушкой, брат. Разговариваешь с ней и даже ешь, – задумчиво произнес старший царевич, прищурив голубые глаза. – Что скажешь на это?
– Я не только ем с лягушкой, но еще и сплю, – не моргнув и глазом, выдал Хотен.
Повисла напряженная пауза.
– Меньшего я от тебя и не ждал, – надменным тоном произнес Здебор. – У тебя три дня, чтобы вылечить отца. Не справишься, скормлю ему лично. Живьем. А вот, кстати, и ужин.
Дверь с грохотом открылась, и в затхлый покой вошел царевич Мстивой, ведя за руку испуганную девушку в белом переднике, после чего Здебор и Хотен, переглянувшись, молча покинули царский чертог.
Нас заперли в темном пыльном чулане, который оказался покоями царевича Хотена.
О, черные боги, какой же здесь бардак.
Это не комната, а склад заплесневелой рухляди. Вот для чего здесь чучело медведя? Или ширма для переодевания? Или кровать с мечами?
– Меня пытались убить во сне, но я выжил, – довольным голосом сказал Хотен, бережно вынув меня из нагрудного кармана и посадив в деревянный кубок с водой. – С тех пор я не живу здесь. Только храню вещи, которые напоминают мне о неудачных покушениях.
– Здесь меня чуть не утопили, – добавил царевич, указывая рукой на деревянную бадью для купания.
Теперь ясно, почему он так редко моется.
– А тут – чуть не задушили поясом, – сказал Хотен, кивнув в сторону алого кафтана, украшенного вышитым кушаком.
– Из этого самовара чуть не отравили, – с ухмылкой произнес царевич, не сводя взгляда с какой-то ажурной ржавой бочки, и развалился на скрипучей лавке, у которой тоже, наверное, была своя история, о которой мне, хвала богам, ничего пока неизвестно. – На нем раньше висела связка отравленных баранок, но ее сгрызли мыши и сдохли. Их трупы я тоже храню – внутри самовара.
О, Чернобог.
Зачем ты свел меня с этим помешанным?
Я нетерпеливо заквакала, ведь хотела как можно скорее вылечить царя, а уже потом слушать истории о двухстах способах умереть в собственной опочивальне.
– Не злись, жаба. Думал, тебе будет интересно. Ты такая же убийца, как мои родственнички. Все думают, что это я зарезал братьев и наслал болезнь, но это ложь, – продолжил вести со мной задушевные беседы Хотен. – Думаешь, я слабак, раз не убил Здебора? Я слышал, как ты квакала, мол, выхвати меч и прикончи этого ублюдка, но я не могу. У него моя мать, царица Седава. У нас разные матери, жаба. Мою – он держит в плену, а своей, княгине Руже, молится на погосте. Если убью его или Мстивоя, то ее постигнет судьба младших царевичей…
