Не достигнуть координаты «икс» - страница 18

У Джин не было красивой рекламной обложки. Все наслышаны об уродливом содержании, понятном лишь таким же уродцам, как и сам автор.

Я не был хорошим читателем. Но я хотя бы вытащил Джин с той самой дальней полки, стёр пыль и пытался вникнуть в суть слов.

Джин – сумасшедшая и стремительно бегущая от меня зацепка смысла, ключ от всех тайн романа. Чем дальше я преследовал её по пятам оставленных слов, тем больше завораживался и тем невольнее вздыхал от восторга. Я не мог долго понять той загадки, которую мне давали богемные рассказы Джин Бэттерс, и часто ловил себя только на одной мысли.

Что, если это всё – очередная бессмысленная и грустная история?

Помимо физики, я и Джин пересекались на социальных науках профильного уровня.

Виктор эти уроки не посещал – считал, что наш молодой преподаватель, профессор Штенберг, однажды соблазнит его окончательно, и кто-то из них лишится гетеросексуальности. На самом же деле, Полански просто терпеть не может такие скучные термины, как «экономика» и «внутренний валовый продукт».

Я рассматривал социальные науки как возможность отвлечься от ненавистных мне ныне точных дисциплин и лучше разобраться в человеческом обществе. Штенберг часто уходил от темы урока и начинал беседовать с нами о посторонних вещах. Так, мы не единожды обсуждали аресты артистов и наши вкусовые предпочтения, кино и музыку, медийный личностей и школьных профессоров.

Раздражало только одно – многие девчонки приходили сюда исключительно из-за Штенберга: из-за его милой улыбки, из-за пары татуировок на его запястьях и из-за его привлекательной и не особо растущей бороды.

Уроки социальных наук сводили меня с другом детства – Дэниэлом Китом.

Он родился и жил в Хаскис-тауне вместе со мной: мы провели лучшие годы своей молодости в одном дворе и в одной общей истории, главными героями которой сами являлись. Кит был весьма образованным и дружелюбным человеком, но в последнее время он стал закрытым и холодным. В старшей школе мы общались реже – как я слишком сблизился с Виктором, так и Дэниэл слишком отдалился от меня.

Но нас по-прежнему объединяла любовь к олдскулу и фильмам девяностых годов.

Уроки по вторникам обычно проходили в библиотеке, в окружении книжных полок и винтажных ламп. За столы садились по несколько человек: группа «воздыхательниц» – за одним, реально заинтересованные люди – за другими.

Мы с Китом сидели вдвоём.

Джин, как и везде, сидела одна – в дальнем углу класса, подальше от людских глаз.

В один из таких вторников, после ланча, меня на урок провожал Полански. Разговор снова начался с Бэттерс, а закончился его шутливым «Здрасте!» в сторону Штенберга и моим замученным лицом.

Кит уже ждал меня за столом.

– Снова о Джин говорили? – спрашивает он, подавая ладонь для рукопожатия.

Я недоумённо щурюсь.

– С тобой он тоже только о ней трещит? – я задаю вопрос вместо ответа, на что Кит усмехается.

В библиотеку заходит Джин.

– Виктор? – Дэниэл оглядывается на неё. – Это же ты в ней заинтересован?

Я удивлённо вскидываю брови:

– Я?

Кит уже не обращает на меня никакого внимания – корпус его тела повернут в сторону вошедшей одноклассницы, а взгляд не может оторваться от её силуэта. Дэниэл ждёт, когда она его заметит, и, как только девчонка поднимает на него глаза, спрашивает:

– Джин, почему ты вечно сидишь одна? – не дождавшись ответа, Кит хлопает по нашему столу. – Как насчёт того, чтобы присесть с самыми крутыми мальчиками этого класса?