Голос мужчины. Это он, я узнаю его по ботинкам и четырем пальцам. Катастрофа! У меня подкашиваются ноги, в глазах темнеет.
– Да вы застряли! Погодите, я вам помогу.
Господи, пожалуйста, пусть грянет взрыв! Пусть кто-нибудь свалится с лестницы со стеклянным газовым баллоном, для разнообразия. Не мадам Рудан, она очень милая, а, к примеру, этот дебильный физрук. Но Всевышний глух к моим молитвам. Ничего не взрывается. Ну, где там святой заступник всех застрявших? Чего он медлит?
Мужчина приближается, рост у него скорее высокий. На моем запястье его рука – теплая, мягкая. Вторая тоже. Он стоит совсем рядом. И восклицает:
– Но это же мой ящик!
Есть ли что-нибудь среднее между обмороком и смертью? Потому что именно это со мной сейчас произойдет. Взрывается не только мой мозг, а все тело целиком. Я впервые встречаю этого парня с забавным именем, и как раз тогда, когда похожа на мышь, застрявшую в мышеловке. Теперь я понимаю королей, рыцарей и святых, которые, угодив в подобную ситуацию, клялись, что построят собор, если выберутся. Проблема в том, что моих доходов от силы хватит на собачью конуру или большую нору. Но я обещаю это сделать. Сейчас я не могу поднять руку, чтобы торжественно поклясться, но говорю это от всей души. К тому же он начал вытаскивать мою руку, и я испытываю муки мученические. Меня уже можно причислить к лику святых. Святая Жюли, мадонна почтовых ящиков. Следует признать очевидное: я не уверена, что когда-нибудь освобожу свою руку. Это как гарпун, который уже не вытащить. Мне придется провести остаток жизни с дверцей почтового ящика в качестве браслета. Представляете, как сложно будет надевать обтягивающее платье?
Он встает сзади и обнимает меня.
– Я попробую вас приподнять. Так вам будет проще освободиться. Но как вы умудрились это сделать?
Его руки обвивают меня, я чувствую спиной его торс, ощущаю дыхание на своей шее. Стыдно признаться, но мне совершенно наплевать на свое запястье. Мне хорошо. Я займусь своей лапкой позже, наложу шину, сделаю компресс, намажу мазью, но сейчас я не знаю, что со мной творится. Я парю над землей.
– Как странно вы застряли. Прошу вас, скажите хоть что-нибудь. Вам больно?
Я молчу. Я готова часами стоять, прижавшись к нему, с рукой, застрявшей в пасти почтового ящика.
– Нет, так у нас ничего не получится. Нужны инструменты.
Он осторожно ставит меня на пол, моя рука снова натягивается, и мне кажется, что она сейчас оторвется. Боль помогает мне вернуться к реальности. Я бормочу измученным голосом:
– В соседнем доме, тридцать первом, есть двор. В глубине – гараж, там вы найдете Ксавье, у него инструменты…
– Может быть, лучше вызвать пожарных?
– Нет, идите к Ксавье, у него есть все, что нужно.
– Держитесь, я быстро.
Его руки разжались, скользнув по моим плечам. Он отодвинулся, и мне сразу стало холодно. Мой спаситель бросился бегом из подъезда. Он дотрагивался до меня, говорил прямо в ухо, прижимал к себе, но я по-прежнему не видела его лица.
«Здесь покоится Жюли Турнель, скончавшаяся от стыда». Вот что будет написано на моем надгробии в окружении маленьких мраморных табличек от моих близких. «Я буду продавать меньше круассанов» – от булочницы. «Будешь знать, как совать свой нос не в свое дело» – от Жеральдины. «Вы сделали невыгодное вложение своей руки» – за подписью Мортаня с логотипом банка.
Я недолго оставалась в одиночестве, повиснув на почтовом ящике, но мне это показалось вечностью. В томительном ожидании я пыталась выбрать позу, чтобы выглядеть как можно достойнее при его возвращении. Но мне это так и не удалось. Месье Пататра вернулся вместе с Ксавье и ножницами для резки металла. Вдвоем они искорежили дверцу почтового ящика и освободили меня. Ксавье выглядел встревоженным, но, поняв, что я буду жить и что я в надежных руках, снова отправился к своим железякам. Месье Пататра отвел меня в ближайшую аптеку, и месье Бланшар, ее хозяин, оказал мне необходимую помощь. Мой спаситель проявил тактичность, объяснив аптекарю, что я просто прищемила руку дверью. На обратном пути он поддерживал меня под здоровую руку, как старушку.
