Я очень хорошо помню наш последний разговор, перед тем, как Глеб уехал два года назад. Помню буквально каждое слово, будто это было только вчера.
Как я просила его остаться. И как он в ответ попросил меня дать шанс Егору. Добавив потом, что у нас все равно ничего не получилось бы. Черт возьми, это было больно...
И теперь он так легко говорит мне, что ошибся?
Необъяснимая злость наполняет каждую клеточку моего тела. Хочется крушить и ломать. Но вместо этого я тихонько сижу в своем уголке и не шевелюсь. Потому что боюсь разбудить Егора. Разговаривать с ним в таком состоянии – не лучшая затея. Я физически не смогу сейчас улыбаться ему и делать вид, что все в порядке.
Отчаянно хочется отмотать время назад и никуда не выходить из палатки. Чтобы не было всей этой ситуации. Чтобы Глеб не произносил этих слов. После которых, я точно знаю, как прежде уже никогда не будет.
«Что происходит, Глеб?»
«А ты сама разве не понимаешь?»
Понимаю. Разумеется, я понимаю. Это очевидно, что нас с Глебом влечет друг к другу. Так было всегда – и два года назад, и сейчас. Только это ведь еще не повод рушить нашу с Егором жизнь! Мы с ним счастливы вместе. У нас все хорошо. Мы любим друг друга, собираемся пожениться, завести ребенка. Черт, да у нас свадьба через месяц!
Смотрю на Егора, как он безмятежно спит, и от чувства вины все внутренности сворачивается в один большой болезненный ком. Бедный мой любимый, понятия не имеет о том, что его невеста млеет от прикосновений его же родного брата. Как же это мерзко...
В груди все начинает гореть огнем, стоит представить, что Егор об этом узнает. Как ему будет больно. Он не заслуживает такого предательства.
О чем Глеб только думал, когда прикасался ко мне сегодня так откровенно? А когда говорил о своей ошибке? Зачем он мне это рассказал? Какое теперь имеет значение, ошибся он или нет?
Даже если я передумаю выходить за Егора замуж, даже если мы и правда расстанемся... Я все равно не имею никакого права даже думать об отношениях с его братом! Потому что это будет слишком подло, слишком жестоко по отношению к Егору. Я никогда так с ним не поступлю. Неужели Глеб этого не понимает?
В таких невеселых мыслях я провожу примерно час, прежде чем наш палаточный городок начинает просыпаться и подавать первые признаки жизни. Из-за плотной брезентовой ткани слышатся первые голоса, и я решаюсь разбудить Егора, потому что уже невыносимо хочется в туалет, а покидать палатку без него – теперь кажется каким-то безрассудством.
– Доброе утро, малыш, – сонно улыбается мне любимый, а мне хочется сжечь себя от чувства вины, когда смотрю ему в глаза. – Ты давно проснулась? Иди ко мне.
Егор пытается затянуть меня к себе в спальный мешок, а я отбиваюсь, неловко смеюсь и придумываю разные нелепые отмазки, чтобы избежать близости с ним. Несмотря на то, что мои критические дни уже закончились, не могу сейчас. Настроение совсем не подходящее. Если бы он только знал…
В конце концов Егор сдается, и вскоре мы покидаем палатку.
Сплав уже не радует меня. Я постоянно чувствую на себе взгляд Глеба, но посмотреть на него в ответ – выше моих сил. Даже просто чтобы убедиться, что мне не мерещится.
Дорога домой тоже становится непростым испытанием. Прилипаю намертво к боковому стеклу и всю дорогу старательно разглядываю проносящиеся за ним пейзажи. Упрямо игнорирую боль в затекшей от одного и того же положения шее. Потому что боюсь зеркала заднего вида как огня.
