Я нахмурилась, но врач помогла мне подняться, довела до кровати, уложила.
– Ты хоть представляешь, как он может рассердиться, если узнает, что ты решила самостоятельно гулять по палате?
– И что в этом такого? – я категорически не понимала, почему должна отчитываться перед кем-то за то, что делаю.
– Повезло тебе жить в мире, где не знают Константина Григорьевича, – женщина подхватила со стола два стаканчика и протянула мне тот, что был поменьше. – Пей. Это лекарства, станет полегче.
Обезболивающее мне бы не помешало, так что я послушно проглотила таблетки и запила прохладной водой. Поймала облегченную улыбку женщины и подумала, что нужно бы поблагодарить. Конечно, это её работа, но все равно, она могла быть со мной грубой. Встречала я уже такое отношение.
– Спасибо вам за все.
– Не за что. И в следующий раз позови, когда понадобится помощь, и не геройствуй. Ясно?
– Да, – она то назвала меня на «ты», словно несмысленыша, то уважительно на «вы», отчего мне казалось, будто все не настоящее, игрушечное…
Палата чуть поплыла, голоса в телевизоре начали таять, становясь белым шумом. Я моргнула раз, другой, пытаясь сфокусировать взгляд на добром лице, но не смогла.
– Что?
– Тебе нужно поспать.
Я зевнула, опустила голову на подушку, не понимая, почему снотворное подействовало так быстро. А важно ли это? Вряд ли мне бы пытались навредить. А сон… Сон лечит. Тело, душу и нервы.
* * *
Проснулась резко, будто меня кто-то разбудил. Сперва я не поняла, что происходит, но потом вспомнила, что я в больнице, в палате, за которую еще предстоит расплачиваться. Спать хотелось очень сильно, но что-то, какое-то неясное пугающее чувство не давало мне расслабиться. Я вглядывалась в темноту, ища все то, что так меня перепугало, но не находила. Мне казалось, что я слышу чьё-то дыхание, но ведь этого не могло быть. В палате я одна.
Уже почти убедила себя, что мне все это привиделось, когда неожиданно услышала скрип кресла, а потом голос, в котором не было ничего доброго:
– Проснулась?
Сглотнула, всё также пытаясь рассмотреть того, кто меня испугал, но никак не могла этого сделать.
– Кто здесь? – спросила тихо, надеясь, что это всё – плод моего воображения.
Загорелся свет, на миг я зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела Константина Григорьевича, который расположился в кресле и недовольно смотрел на меня, не отрывая взгляда.
– Я задал вопрос, – даже не удивительно, что он не собирался отвечать на мой.
– Проснулась, – едва удержалась от сарказма.
Хотелось сказать, что я всё ещё сплю, а он мне снится. Но почему-то перехотела, решив, что это будет слишком. Нельзя раздражать его, бесить, иначе, кто его знает, чем может закончиться моё пребывание в больнице. Тем более, если она принадлежит ему, а я здесь пациент без имени и документов.
– Вот и умница, – ответил он мне и замолчал.
Это походило на фарс. Комедию, в которой не было ни одной смешной шутки. Я следила за ним, но Константин не двигался, и мне все больше казалось, что я – жертва, которую он выбрал. Мне было не по себе от его взгляда, сердце гулко стучало, и это звук отдавался в ушах, заглушая неспокойные мысли.
– Что вы хотите? – я больше не могла молчать, мне нужно было узнать, что он здесь делает.
– А ты?
– Простите?
– Что ты хочешь?
Вариант «выбраться отсюда живой» так и вертелся на языке, но произнести его вслух я не осмелилась.
– Мира во всем мире.
