Не говори никому - страница 44



Допустим, кое-кто тоже недавно от бурности своей фантазий сопоставил ни разу не видевшего человека с американским актером, кто в свои за сорок лет остается душкой и невообразимым плохишом в девичьих головах.

– Нисколько не похожи, – делано приподняла уголки губ и пошла ровнее. – Не в обиду, но ты видел Ченнинга? Он харизматичен, грубоват в чертах лица и в то же время очарователен, экзотичен…

– Понял, ты фанатка его, – обиженно увернулся от продолжения подбора эпитетов, чтобы лучше описать актера. – Мне вот нравится Меган Фокс. Сексуальная, однако, женщина в почти что сорок лет, так еще не теряющая искорку, если встречается с молодым отпрыском. Знаешь, иногда мне снились сны с нашим…

– О, боже! – Я засмеялась и развернулась к нему. – Не думаю, что это стоит мне рассказывать.

– Почему же? Ты открыто только что призналась, что хотела бы переспать с Ченнингом Татумом. Я с Меган Фокс. Все стабильно.

Я поморщилась. Он и, правда, невыносим! Как с ним справляется кто-то? В частности, Варя. Или она такая же, только мало знающая в такой-то сфере развития?

Подходим к заметенной скамейке, вокруг которой дворники расчистили, выбрасываю пустой стакан и убираю руки в карманы. Холодеет и холодеет. Не уж то ожидаются снова лютые морозы?

– Катя. – Мое имя словно выписывают на стали. – Почему ты работаешь именно воспитателем? Учитывая, твои грубоватые манеры, не скажешь, что ты педагог.

Глаза интуитивно, будто давно запомнили дорогу, находят его омут. Долго смотрю и говорю:

– Смотри, другие родители не считают меня женщиной с мужиковатым подобием.

– Потому что они не столкнулись с твоим нравом.

– Мой нрав зависит от отношения.

Судорожно сглотнула.

– А ты ведешь себя как долбанный подросток, цепляясь ко мне.

Внутренне прикусываю нижнюю губу, приподнимаю плечи, прячась от внимательности. Черт. Бесит, когда язык болтает столько ерунды, не умея фильтровать. Говори, что думаешь, только думай, что говоришь, ― понятный термин для развитой головы. В чем же моя оплошность? С другими я не цепляюсь к отдельной мелочи, не выговариваю напрямик неприязнь, умалчиваю за кулисами; рядом с ним…я желаю своими руками задушить Семена, выговорить столько мыслей, умалчивать которые не получается.

Меня съедает необъятность переживаний: несправедливость, злость, страх, нерешительность, неловкость, поступь невозможности помочь. Мало с кем я готова выговорить душевное терзание, лишь…предоставляю материал неповрежденного сосуда.

Честно говоря, не помню, когда последний раз откровенность была пределом честности у нас с мужем.

Мы привыкли делиться успехами, победами, но молчим в присутствии натяжного потолка, готовый разорваться и обвалиться вместе с кирпичами на нас. С Семеном по-другому. В меня вселяется вера, что ему можно доверять. Открыться. Но он ― чужой человек. Он ― никто для меня. Это временное заточение круга, подначивающий нас выживать вместе.

– Мне больше ничего не остается. Я потерял много времени и продолжаю терять, ― отстраненно пожурил, глядя вдаль.

– Твоими приставаниями ты не сможешь открыть новую главу, ― постаралась подстрелить, но, похоже, его мысли вытаскивали корни.

Лицо стало мрачным, желваки заиграли, отчего щечная мышца выразилась в букве V, выдавая весь накал от пережитых мгновений в прошлом. Не удавалось яснее узнать глубину тревоги из-за нечитабельных эмоций. Да их просто не было. Передо мной открылся шкаф со множества секретами, до которых дотянуться нельзя, ведь цепи сковывают руки, и ты становишься тюремщиком сырости и пыли.