Гомес, этот бывалый морской волк, с удивлением наблюдал за свечением своего тела, отметил чувство невесомости, лёгкого полёта, затем забвения.
Он ощутил себя в совсем другой жизни. Молодой и полный сил, в ощущении свежего бриза, стоял на капитанском мостике каравеллы-латины шестнадцатого века. Под трепетом косых белоснежных парусов Гомес украдкой изучал находящегося рядом с ним высокого и стройного лекаря Королевского госпиталя. Тот же устремил прощальный взор на скалу, возвышающуюся над водоворотами Пасти Дьявола.
На вершине грота, в ярко-красной форме офицера, с мечом в руке, стояла сказочная нимфа с развевающимся под ветром белоснежным волосом. Вытянув руку вслед набирающей ход каравелле, она едва сдерживала слёзы. Рок судьбы свёл её с отважным врачом-красавцем день назад. Этот же рок судьбы разлучал их навсегда, убивая сердца утратой внезапно вспыхнувшей любви.
Коммодор, как ни странно, знал всю их историю. Ведь, в ходе странствия через века, он подписал контракт с самой Властительницей Неба.
Иосиф же, этот королевский врач, находился на каравелле Гомеса совсем с другой – юной Арией, с которой был помолвлен год назад. Коммодор, спасая их от инквизиции, уводил корабль за горизонт. А та, что на скале, оставалась совсем одна, по воле той самой гигантской птицы, парившей над фрегатом совсем в иные времена.
По просьбе Иосифа Гомес отдал помощнику команду на производство прощального залпа. Тот заорал, матросы бросились к орудиям.
С этим залпом внезапно возникшая другая жизнь коммодора растворилась. Гомес вновь погрузился в тьму, утратив контроль над ходом всех событий.
Через время всё вернулось на круги своя, в настоящее. Цунами настигло фрегат. Его, давшего течь, подбросило и смело как щепку. Затем корабль, под невидимым исполинским прессом, медленно пошёл в глубины вод к рассерженным богам.
Однако, коммодор и часть матросов не стали вечными узниками морского дна.
Гомес, открыв глаза, почувствовал потоки ливня, ощутил под собой скалистую породу. Осмотрелся. На валунах увидел разбросанные тела моряков с фрегата. Одни лежали неподвижно, другие приподнялись на локтях, а кто-то пытался и отползти от накатывающих волн. Раздавались стоны. Недалеко от коммодора лежал гидроакустик.
Коммодор привстал, не ощущая боли, держась за камни, подошёл к нему. Похлопал по щекам. Тот открыл глаза.
Гомес прохрипел:
– Андрэ, ты жив! Увидев без движений, я застонал, ведь сколько лет ты служил под моим началом.
Гидроакустик никак не отреагировал на его слова, сел, оглядываясь по сторонам. Тут же помрачнел.
– Что с ушами? – громче спросил коммодор. – Ты меня слышишь?
– Да, – ответил Андрэ. – Не пойму, ведь мне пробило перепонки, такая боль была. И тут же откинул голову на камень, закрыв глаза. – Что произошло? Был свет, затем удар и я телом пробил стальную рубку корабля…
Он вскочил, себя осматривая. Негромко закричал:
– Что произошло? Как? Коммодор, как?
– Сам ничего не понимаю. Мы с тобой были на латине, под косыми парусами.
– Коммодор, на какой латине? Меня несла волна, словно скутер!
– Альбатрос, гигантский, с наш фрегат! И богиня! Не помнишь?
– Вы о чём? – изумлённо спросил гидроакустик.
– О том! – выкрикнул коммодор, устремляя взгляд в небо. Как только сияющий объект попал в его поле зрения, мозг вспыхнул. Тело плавно опустилось на каменное ложе.
Лишился сил, медленно припав к земле, и Андрэ. Его губы зашептали:
