Не кончайся, осень. Рассказы - страница 5

Она думала о нём, вспоминала пролетевшую жизнь. Счастливые не замечают, как быстро она пролетает… Счастливые живут один миг. Счастливый миг. Миг любви. А миг… пролетает, как миг. Любовь сильна, как смерть… сильнее смерти!

Скорая подпрыгнула на очередном лежачем полицейском.

– Вот бы этих придумщиков дорожных провезти разок по этим изобретениям, когда их колика почечная прихватит или аппендицит… – злобно проворчала фельдшер.

Лежащий на носилках сухонький старичок приоткрыл глаза, расправил улыбкой болезненную гримасу на лице.

– Ничего, доченька, потерплю, – прошептал он и повернул голову в сторону державшей его за руку женщины. В её прищуренных, влажных глазах было столько тепла, нежности, любви! Она наклонила лицо к его руке, осторожно, опасаясь ненароком ударить своим подбородком из-за ужасной тряски.

– Коля! Давай потише! – крикнула фельдшер, постучав в окно кабины водителя.

– Аня, ты же сама велела быстро, – недовольно буркнул тот.

– И завывалку эту выключи к чёрту! И так душу выворачивает! – Фельдшер бросила взгляд на стариков, и комок слёз застрял в её горле.

Водитель, пожав недоумённо плечами, выключил сирену и сбросил скорость.

Женщина нежно прильнула губами к дрожащей, худой, старческой руке своего мужа чуть пониже вставленного катетера с капельницей, через которую в его угасающее тело текло лекарство, задерживая неминуемый приход смерти…

Он положил свободную руку ей на голову. Ласково погладил её волосы.

– Не горюй, любимая, всё хорошо. Я ненадолго. Вот вернусь, и мы снова пойдём с тобой гулять по берегу. Придём на наше место. Помнишь? Ну хватит, хватит… Ну ты что? Я же не умираю. Ну? Милая моя, ну… Ну всё, всё.

Она приподняла мокрое от слёз лицо, нежно улыбнувшись, беззвучно шевельнула губами:

– Я не отпущу тебя… Нет, я тоже с тобой… Я люблю-ю тебя!

Его переложили на каталку, покатили по коридору. Она снова улыбнулась, подняла ему вслед сморщенную ладошку, и в её глазах блеснули искорки счастья! Она теперь знала, что скоро они будут снова вместе, только уже навсегда!

– И я с тобой, милый… Я люблю тебя! – повторял её преданный взгляд.

Он приподнял налившиеся будто свинцом веки, шевельнув посиневшими губами, прошептал:

– И я тебя…

Больше они не виделись в этой жизни. Ушли навстречу друг к другу в один миг: он в реанимации, она – на скамейке в скверике больницы…

Я очень любил охоту. До двадцати лет. А вот после – возненавидел. А любил я её потому, что… любил. Природу любил: любоваться ею, слушать её, дышать воздухом, который сам в тебя вдыхается… И следопыта изображать нравилось. Целиться любил, а вот стрелять… Охотником я был немного ненормальным. А если точно, то совсем ненормальным. Если и стрелял в какую-то зверюшку, то изо всех сил старался не попасть. Жалко было. Случалось – попадал. И всех тех, в кого попадал, помню всю свою жизнь. И комок в горле от этих воспоминаний.

Часто охотился я со своим дальним родственником Серёгой, ровесником моего отца. Вернее, он охотился, а я мешал ему маленько. Охотником он был настоящим: знал всё про всю обитающую в наших краях живность. Стрелял как снайпер. Его любимое ружьё – старая, кое-где замотанная изолентой, с треснувшим прикладом одностволка, которую он называл – скалка. Серёга любил её и не променял бы ни на какие «зауэры».

Два последних наших совместных похода на охоту сделали из меня ненавистника этой забавы. Первый – страхом. А вот второй – пробудил во мне то, что есть у многих, но находится в спячке до поры. Это – милосердие, сострадание… Хотя, надо сказать, не у всех это пробудить возможно – рождаются без этого.