– “Печенег”?
Максим устремился внутрь. Теперь стало понятно, что комната представляет собой выставку “мечта милитариста”. На столах были разложены образцы оружия. Даже беглого взгляда, Максиму хватило, чтобы понять: все оружие было российским. На столах лежали и стояли модификации автоматов и пулеметов Калашникова. От АКМ до чего-то современного и от РПК до “Печенега”.
– Все понятно, завис! – Раздался сзади голос Михи.
Максим быстренько всучил приятелю автомат и винтовку и бросился к столам. Первым делом, он ухватил новенький “калашников”. По пластиковому “обвесу” и переводчику режимов огня с дополнительным положением “3”, было понятно, что автомат из 100-й серии. Рядом лежал металлический рожок и дисковый магазин. Даже не глядя на маркировку патрона, было понятно, что это семь шестьдесят два.
– АК-103-2. – Пробормотал Максим. – Это мы удачно зашли!
Патронов оказалась до обидного мало. Всего семь штук в рожке. “Банка” была и вовсе пустой. Метнувшись к Михе, Виноградов отсоединил магазин от трофейного АКМСа. Переснарядить магазины было делом нескольких минут. Тут Максим хлопнул себя по лбу и бросился к столу с РПК. Дисковый магазин и здесь оказался пуст, а вот большой рожок на 40 патронов порадовал полнотой.
– Мистер! Мистер! – Девочка принялась с умоляющим выражением лица теребить Виноградова за рукав.
Максим встряхнулся и виновато посмотрел на спутников. Миха хохотнул, а девочка настойчиво потянула Макса за собой. Нежно поглаживая приклад нового автомата, Максим дал себя увести.
Проводница привела их к обратной стороне дома, из-за которого Макс воевал с часовыми. Тут обнаружились ступени в подвальное помещение, закрытое железной дверью. Девочка что-то затараторила и бросилась к двери. Максим едва успел придержать ее за плечо. Отодвинув спутницу за спину, он подошел к двери первым.
– Есть кто живой? – Макс подкрепил вопрос ударом кулака по двери.
– И чтоб мне таки провалиться на этом самом месте! – Раздалось приглушенно, но явно по-русски, из-за двери.
– О! Рабинович, а вы что там делаете? – Схохмил Миха, первым узнавший акцент говорившего.
– И что старый еврей может делать в запертом подвале? – Последовало в ответ. – Если вы не антисемиты, то, может быть, откроете эту дверь?
– Вы один? – Прежде чем взяться за засов спросил Максим.
– Таки нет. И у нас есть проблема. Среди девятерых, только пять приличных людей. Себя я, кстати, тоже посчитал.
– А остальные?
– Остальные, увы, это неудачливые коллеги тех личностей, которых вы, как я надеюсь, убили.
– Вот б…дь! – Выругался Максим. – Миха приготовься! Делаем так, все отходят назад! Выходит только Рабинович.
– Кройцман. Семен Маркович Кройцман, с вашего позволения. И если вы не возражаете, я таки переведу на английский.
– Блин! – Смущенно ругнулся Максим.
Кройцман что-то сказал по-английски. В ответ неразборчиво загомонили несколько голосов. Кройцман повысил голос и установилась тишина.
– Ну, вот. Я стою здесь один одинешенек.
Максим отодвинул засов и рывком распахнул дверь. В шаге от порога стоял мужчина лет пятидесяти совершенно не еврейской наружности. Свет с улицы ослепил его и мужчина прикрыл глаза рукой. Максим направил автомат в темноту за мужчиной. Сбоку-сзади раздалось сопение, и над плечом у Виноградова появился ствол винтовки.
– Блин, Миха! Не вздумай стрелять у меня над ухом! – Обеспокоился Максим. – Семен Маркович, вы как с оружием?
