— С о-фи-циан-том, — чётко и медленно, деля по слогам, говорю я.
Несколько секунд он мешкает, а потом мою щёку опаляет сильный жгучий удар.
— Шлюха! — ещё один удар.
Да такой сильный, что я падаю со стула, а он трёт свою покрасневшую ладонь.
— Противно к тебе даже прикасаться. Думаешь, у нас будет секс после этого?
— Надеюсь, что нет, — честно признаюсь, не скрывая смешка.
Я валяюсь на полу, щёки горят от ударов, но это самое лучшее, что я услышала за сегодняшний день. У меня больше не будет секса с этим моральным уродом. Ради отца я готова на всё, но спасибо моему помешательству в клубе — ВСЁ не понадобится.
— Зря ты на это надеешься. Думаешь, теперь я дам тебе развод и завтра ты уедешь к маме, а твой папа будет продолжать получать лечение просто так? Нет, мразь, — он поднимает меня с пола за волосы. — Если до этого у тебя был шанс остаться моей женой, то теперь ты будешь только моей шавкой. Шавкой, которую бьют, когда она ослушивается хозяина.
Живот проминает от удара кулаком, так что все внутренности хочется выплюнуть. В глазах темнеет. В ушах звенит. И я только отголосками сознания слышу отрывки ругательств в свой адрес, едва различаю оттенки боли от новых ударов, пока полностью не отключаюсь.
14. Глава 14
Я пролежала в постели больше недели. Семейный врач навещал меня на дому и сказал, что я легко отделалась и быстро иду на поправку. Ему сказали, что я упала с лестницы. В общем, так думает весь дом.
В одной из спален мне организовали личную больничную палату. Там я сплю, там я ем и безвылазно провожу всё своё ныне свободное время. Ноутбук забрали, телевизор смотреть не разрешают — якобы плохо влияет на здоровье. Спасибо, что хоть телефон оставили, чтобы никто из знакомых не заметил моего отсутствия. Но самое радостное в эти дни было то, что муж почти не заходил ко мне. Больше всего я боюсь услышать от врача, что я полностью выздоровела. Точнее боюсь, что это услышит он.
Поэтому я всё время жалуюсь, что у меня что-то болит. Жалуюсь врачу, а по ночам, когда все спят, бегаю в кабинет и в приватном режиме, рассылаю отцовскую историю болезни по разным фондам.
У меня только один шанс вырваться из этого ада. И желательно прямо из этой постели, потому что я не понятия не имею, что ещё сделает со мной Дима, когда я с неё встану.
«Как ты?» — пишет Тина. — «Что-то совсем пропала после клуба».
«Простудилась» — отвечаю. — «А в остальном всё хорошо».
«С Димой помирилась?»
«Да», — скрепя сердце пишу неправду.
«Хи-хи. Я же говорила. А то всё, разводиться она собралась!)))»
«Ты была права».
Ещё большим кощунством было бы добавить, что я его люблю, Диме бы очень понравилось. Больше чем уверена, что он читает мои переписки. Но я не смогла.
«Он знает, что мы были в клубе?»
«Знает».
«Иии? Всё хорошо?!»
«Тин, он мне изменил, а мы всего лишь в клуб сходили. Конечно, всё хорошо».
«Ну я рада, что у вас всё наладилось. А что изменил, постарайся забыть, не терзать себя. Все оступаются. Главное, что он тебя любит».
Да уж, любит не то слово. До сих пор отголоски его большой и светлой любви в животе чувствую. Чуть рёбра не сломал.
Дверь распахивается без привычного стука и в комнату влетает муж. Лёгок на помине. Глаза великой яростной любовью светятся, скулы ходуном ходят, а руки в кулаки сжимаются.
Сердце замирает, чувствуя что-то неладное.
Он скидывает на пол одеяло и резко хватает меня за руку.
