– А что, – продолжила разговор Настя, – давай сходим, а? Я тут давно уже не была. Иди, Кораблев, покупай билеты.
– Зачем же билеты? – обиделся Миша, – а романтика будней? А дружеские со мной отношения? Вам же, я вижу, чего-нибудь особого хочется. Мы пойдем другим путем, как говаривал один до сих пор не похороненный человек…
И мы зашли в театр через служебный вход, пробираясь к зрительному залу какими-то неведомыми коридорами, на стенах которых висели портреты актеров с куклами на руках и постеры фотографий с видами известных заграничных городов.
Возможно, когда-то в некоторых из них театр гастролировал. Но, вероятнее всего, это были места, куда и куклам, и их, так сказать, руководителям, хотелось бы попасть.
Случается, мечту удается обрамить, сделать фотографией и повесить на стену. И она уже как бы исполняется.
Но это, я думаю, – ближе к старости.
Спектакль оказался очень даже неплохим. Конечно, наблюдать за приключениями не очень примерного по своему поведению зайчонка в компании малолетних, в основном, зрителей было не очень привычно. Но зато я сидел рядом с Настей. Совсем, как в прежние годы. А потом Миша повел нас за кулисы, и мы оказались в небольшой комнатке, где на потертых диванах и креслах повсюду лежали куклы – некоторые уже и без одной руки или лысыми головами. За небольшим столом громадно сидел некогда блиставший Мордвинов в компании такого же возраста двух женщин и невысокого старичка с неожиданно пышными седыми усами. Наличествовал коньяк.
– Ну, Аркадия Исаевича ты знаешь, – представил собравшихся Миша, – а это дядя Петя, он волка играл, это Зоя, костюмерша, а рядом – наша прима, Инна Сергеевна.
После этих слов волк дядя Петя встал и поклонился.
– Спасибо, вы хорошо играли, – сказала Настя, – только хищник у вас был все-таки добрым…
– Играли не мы, – поправил Мордвинов, – уже не мы. Но хотя бы куклы. Мне, например, довелось стать избушкой. Которая к лесу задом. Только вы не подумайте – тут никаких намеков. А то про актеров всякое говорят.
– И правильно говорят, – вставила костюмерша Зоя, закурив сигарету, – навидалась я по театрам всякого.
– Ну, уж только не здесь, – примирительно улыбнулась Инна Сергеевна, поправляя седую прядь, – тут все еще по-детски. Я, например, зайчонка играю.
– Вы? – искренне удивилась Настя, – я думал, девочка какая-то, вы уж извините.
– А она и есть девочка, – хохотнул Мордвинов, – в смысле души, так сказать. А я вот – старое деревянное строение с прогнившим крыльцом. Точнее не скажешь.
– Зря вы так, – поправила его Настя, – в жизни каждый день – как первый. Главное – прожить его с радостью. Поверьте, я в этом уверена.
– За уверенность нужно поднять, – добавил дядя Петя, – и за знакомство. И за спектакль вообще. Дети приходят – значит, мы нужны.
Мне почему-то показалось, что он в этих своих словах сильно сомневается.
Но потом наш волк взял откуда-то гитару, мы стали петь песни и рассказывать веселые истории. Мордвинов поведал, как ему однажды, еще в драматическом, во время спектакля вместо стакана воды, как надобно было по сценарию, подали ради шутки чистого спирту. Ничего, выпил. И роль свою доиграл.
– Только казалось мне тогда, – вздохнул он, – что эта проклятая пьеса никогда не кончится. А я ведь передовика производства играл…
– Суфлер наш в те минуты чуть с ума не сошел, – вставила Зоя, – нес ты, признаться, такую отсебятину… Но жизненно. Как самый что ни на есть передовик…
