Легче его пристрелить, чем слушать его девчачьи сопли с истерикой. Может, помочь ему повеситься?
– Я тебя не понимаю…
– Это я тебя не понимаю?! Как ты могла снять мой замечательный маникюр и сделать это?! – взвизгнул Алик.
Ну, твою ж налево! Кто бы мог подумать, что Алик такой глазастый?!
– Как ты могла?! – он что, всегда у нее так вопит? – Это же чудовищно!
Я взглянула на свои вишневые ноготки. По мне, идеально сделанные. Вот он вообще неправ.
– Ты посмотри… – Алик склонился на до мной и взял мою руку, хотя я терпеть не могу, когда меня трогают! – Что они сделали с твоей замечательной формой?!
Вообще не помню, что там было у сестры. Алик опустил мою руку и схватился за голову:
– Это надо было так поизмываться над моим шедевром?!
Как мне хотелось его ударить, чтобы мигом привести в чувство! Но, вовремя вспомнив сестру, я быстро сообразила.
– Это стресс… Алик, – я прочистила горло, чтобы голос был тоньше, и жалостливо продолжила: – Я неспециально…
– Да ты убила моих три часа! Ты ж мне сюда, – схватился он за свою новую футболку. – Прямо тут нагадила! За что?!
Я растерянно смотрела на залитые слезами глаза парня…. И не верила… Он что, серьезно? Из-за какого-то маникюра сейчас разревется передо мной? Как мне хотелось рахохотаться, но, закашлявшись, я опять вялым голосом проскулила:
– Алик… – черт! Что ему сказать? Сестра моя – всегда жертва, вечно виноватая. Ага! – Алик… Ну, прости… Это все нервы.
– Нервы? Это у меня из-за тебя одни нервы! И с котом разберись, и заказы выполняй, и мебель отследи, и поесть приготовь, и фирму батьки сохрани! А Алик всего один! Алик рвется, попку надрывает! А ты ему такие гадости плюешь прямо в сердце!
Твою дивизию! Разревелся!
Вот и что мне теперь с ним делать?! Носовой платочек дать? Умыть?
– Мой маникюр! Настя!..
Он сорвался и убежал в комнату, а я сидела, глядела на тарелку с салатом и дико хотела жрать. Но понимала, что Настя побежала бы за ним следом. Тихо выругавшись, я вошла в светлую спальню. Там все стало совсем иначе. Раньше в этой квартире папа отдыхал от скандалов с мамой. Тогда эта комната была пустой. Кожаный диван, старый шкаф, маленький телик, который стоял на полу, и «груша». Благодаря папе я полюбила бокс. Интересно, где сейчас она?
Алик даже не взглянул в мою сторону. Он натянул на лицо капюшон и притворился мертвым. А я, как дура, смотрела на этого гея и думала, ну, что ему сказать?!
Так, соберись, Оля!
– Ал, – даже не дышит! – Я, правда, виновата… Сглупила….
Ура! Он снял капюшон. Но что за взгляд?!
– Ты не сглупила, ты меня убила! Уничтожила! – почти провизжал парень и метнулся в ванну!
Ну, прямо мамочка моя!
– Эй… – сказала я, вспоминая его имя. Ну, как там тебя? – Алик!
Неохотно я поплелась за ним. Да неужели моя сестра его терпит, что аж домой к себе пустила?! Как можно вообще с ним жить?! Что за мода такая дружить с меньшинствами? От них одни проблемы! Ведёт себя, как ребенок!
Как же дико я злилась! Но все же подошла к двери и, успокоившись, неуверенно постучалась:
– Ал… Моя жизнь сейчас рушится, и я хотела что-то изменить…
– Помолчи, Настя! – плакал он, да так жалостливо, что мне казалось, что я не поменяла себе маникюр, а убила его любимую собачку! Причем на его глазах!
Господи, драма из-за маникюра! Поверить не могу, что я с ним тут нянчусь! В унитаз его личико окунуть бы, чтобы очухался!
– Алик, ну, прости…
– Лучше бы ты диван на кухне поменяла! На нем спать невозможно! А ты Алика решила уничтожить!
