Малой гадал, правильно ли он сделал, передав слова деда Яшмы старшей сестре. Незадолго до трапезы улучил минутку, когда Василиса одна накрывала на стол и всё рассказал. Мол, дед Яшма велел передать, что напраслина на Еремея то была. И вот теперь сидит за столом и всё поглядывает на сестру. И по её непроницаемому хмурому виду не поймёт, как надо было.
А Василисе казалось, что весь мир закружился, завертелся в каком-то безумном хороводе, и в центре этого вихря она, сама себе не хозяйка, её дёргают, толкают, вертят, крутят неведомые силы, не дают передохнуть, подумать. Дошло до того, что баушку с домовым перепутала. Так можно и остатки разума потерять. А то, что не виноват Еремей, она знала, сердцем чувствовала, хоть на время и закралось, было, сомнение. И в этом её вина, и потому она потеряла своего суженого, что неверной оказалась. Сомнение ведь – это тоже предательство?
Забава и Айка клевали носами, но ложки с кашей всё же до рта кое-как несли.
Баушка ела молча, время от времени бросая на старшую внучку недобрые взгляды. Всё ещё не простила своего плена в погребе.
Тут Домна вспомнила, вытащила из-за пояса предмет:
– Малой, твоя штуковина?
– Моя, где ты её взяла? – Малой хотел забрать у матери, но отец опередил, взял в руки, стал рассматривать.
– Что это? Где взял?
– На дороге нашли с Ёрой, когда от пастуха возвращались. Занятная штучка. Коловрат?
– Да не, тут другой узор. Интересный. Где-то, кажется, я его видел.
Тут все заинтересовались находкой, и стали передавать её друг другу. Но никто не мог объяснить значение узора.
– Возьми, – отец вернул предмет сыну. – Да не теряй боле. Раз выпала удача найти, так и береги. Может, сослужит службу.
«Сослужила уже» – усмехнулась про себя Домна, а вслух добавила:
– В одежде твоей была. Видать, бросил за пазуху и забыл, когда рубаху менял. Я и нашла.
Малой снова положил штуку за пазуху.
– Ну, а что молчите? – неожиданно глава семейства поменял тему беседы. – На берегу, да на полях уж костры развели. Пойдёт ли кто гулять нынче? То наперебой просятся, а то ни гу-гу.
– Я, бать, не пойду. Что я там не видел? – Лан зевнул равнодушно. – Спать пораньше лягу. Завтра хочу чуть свет на речке порыбачить.
– Я бы сходила с Тишей, – робко отозвалась Ярина. – Ты, Тиша, как?
– Ну да, там весело.
– Дозволишь, тятя? – вскинула Ярина большущие зелёные глаза.
– Дозволю, если с маткой.
– А что? Сходим ненадолго. На людей посмотрим. Василиса, пойдёшь с нами? – спросил Домна у старшей дочери.
– Нет, не хочу, матушка.
– Ну тогда втроём можно.
– Смотри там, мать.
Домна поняла, молча кивнула.
20
– Кто есть Жива? Великая матерь, прародительница неба и земли. В стародавние времена она произвела на свет бога неба – Сварога и землю-матушку Макошь. С тех пор и доныне Жива приходит к нам каждую весну и оживляет всё в природе. Деревья очнулись, почки дали листы. Зерно мёртвое легло в землю, родило стебель и опять живёт. Вся земля радуется жизни.
У Сварога же и Макоши родились три огненных сына – первый – Даждьбог – бог Солнца, другой – Перун – бог грозы, молнии и грома и третий сын – бог Огня, это тот огонь, что у нас тута, на земле…
У костра сидел всё тот же Добрыня, только изрядно постаревший, и вёл всё те же неспешные сказы. Волосы его лёгким белым облаком опускались на плечи, простое очелье всё так же защищало лицо от прядей.
– Даждьбог ездит по небу на колеснице, а колесницу тую везёт четвёрка коней. Кони белые-белые, а крылья золотые. Несутся по небу, что птицы. А Даждьбог сидит в колеснице и смотрит за порядком на земле, чтобы не было всякой неправды В руках у него огненный щит, который светит нам, то бишь солнце. Потому у нас день. И несут кони Даждьбога до края земли, до моря-океана. Далее он переправляется через океан в нижний мир – Навь. Теперь уже не на колеснице, а на ладье, и везут его птицы – лебеди, гуси, утки. Как доплывёт туда – там день. Днём он у нас, а ночью тама, на том свете.
