(не) Обручённые - страница 14
Именно при виде меня.
Потому что, опять-таки, я не дура. И я, к сожалению, прекрасно всё понимаю.
Мужчина десять лет не видел женщин. Вот у него и «крышу сорвало», и вообще не важно, кто был бы на моём месте, хоть какая-нибудь косая и кривая. Меня это дико злит, ведь он даже поговорить со мной не удосужился, прежде чем… лезть со своими поцелуями.
Хотя поцелуи были… чем-то невероятным.
И кажется, я бы хотела повторить.
Только тогда, когда абсолютно точно удостоверюсь, что они предназначены именно мне. И что я ему действительно нравлюсь.
Потому что мне он – нравится очень, даже слишком сильно. Уж у меня-то выбор был! Целый год меня брат ненавязчиво таскает то на одно, то на другое мероприятие. То в один холд, то в другой. Да и к нам что-то гости подозрительно зачастили. Мой нелюдимый братец терпеть не может гостей. Вся эта канитель означает только одно. По старой привычке меня полностью контролировать, он решил меня выдать замуж за кого-то, кого сам одобрит – чтоб я не сделала какую-нибудь, по его мнению, глупость.
Хватит!
Он меня и так полжизни контролировал. Держал взаперти, не пускал даже из комнаты выйти. Нет, я понимаю конечно, из лучших побуждений, чтоб я ноги не протянула раньше времени – и всё-таки. Где-то в глубине души я на него за это до сих пор обижена. У меня как будто отняли часть моей жизни. Есть такие вещи, которые нельзя вернуть.
Нельзя два раза родиться. Нельзя обрести снова утраченное детство. Нельзя…
Нельзя два раза украсть первый поцелуй.
И теперь на всю жизнь останется вот так – моим самым первым был поцелуй с Себастианом Отступником, Королем-без-Короны, бессрочным узником холда Нордвинг. Моим то ли женихом, то ли нет. Человеком, из всех на свете мужчин для этого подходящим менее всего – потому что у нас с ним просто нет и не может быть никакого совместного будущего.
Но кажется, я ни за что на свете бы не хотела, чтобы эту часть моей жизни переписали заново.
***
Сегодня я тоже веду себя, как сова.
Сплю, и сплю, и сплю – пока солнце не клонится к горизонту, и закатные лучи не возвещают мне, что день догорел.
Долго лежу в постели и смотрю на то, как один за другим гаснут багряные солнечные блики. Как небо темнеет. Как на пол моей комнаты ложатся вечерние тени. Свет не зажигаю.
У меня внутри разливается незнакомое мне чувство сопричастности.
Где-то там, глубоко под нами, сидит сейчас человек, прикованный цепью к стене. И почему-то мне кажется, тоже ждёт наступления ночи с нетерпением.
Встаю с постели, умываюсь, пытаюсь что-то сделать с волосами – но плюнув, заплетаю непослушные кудрявые тёмные пряди в обычную косу. Влезаю в очередное чёрное платье, ещё раз сделав в уме зарубку обновить гардероб. Служанки холда будут в восторге – они давно порывались, но глядя на мою кислую физиономию, настаивать не смели. Всегда приятно шить из красивой материи, зная, что обрезы достанутся тебе.
Чем темнее сумерки, тем сильнее моё волнение.
Воспоминания накрывают волнами, как берег океана – снова, и снова, и снова. Губы, руки, дыхание в полумраке, запах кожи… пьянящая спешка, грубое желание.
Нервно перебирая платья, беру из всех самое-самое закрытое.
И пожалуй, сегодня постою за решёточкой, на безопасном отдалении.
Не то, чего доброго – такими темпами, голодный узник меня быстренько из платья вытряхнет и на свою койку уложит. Даром, что цепями прикованный, а я колдунья.