– Думаешь, я хоть одному твоему слову поверил?
– Насчет моих парней? А ты дверь эту прикрытую открой… Ну, что теперь?..
– Выходи, падла!.. – врезал Олик ногой по нашей с Яной запертой двери.
– Чтоб мой свидетель сам себя засветил!.. Не-е-ет… – засмеялся Александр Александрович. – У меня, как видишь, всё схвачено. Все что тебе остается – плюнуть на эти дела и отвалить. Ты ведь парень умный… такого дяди племянник…
– Я плюну! Только не на эти дела, а…
– И этого не советую. Мой хлопец… тот, что за этой дверью… умеет работать, совершенно не оставляя следов. Сильно пожалеешь… Так что у тебя нет выхода…
Проскрипела наружная дверь… Все стихло.
Я отодвинул задвижку. Своей рукой Яна прижала мою, лежащую на дверной ручке. Я приобнял ее: она дрожала…
В любой момент ожидая появления Александра Александровича в пустом туалете (должен же он был выявить свидетеля сортирной разборки), я буквально вытолкал перед собой из туалета Яну и, схватив ее за руку, потащил на выход из ДК, представляя, как сокрушается сейчас Александр Александрович из-за упущенного свидетеля…
…– Не беспокойся, – сказала Яна у моего подъезда. – Я только хочу увидеть, где… как ты живешь… И сразу уйду.
Мы сегодня один раз уже «сразу ушли»… из туалета… – подумал я. Но оттолкнуть ее после пережитого не посмел.
Мы действительно выпили по чашке чая на моей кухне. Она действительно, осмотрев мою комнату (для первого раза достаточно… ей… достаточно… спасен… – пронеслось в моей голове), со спокойным наконец лицом направилась к выходу.
Отворившаяся снаружи дверь (накануне я дал Светлане ключи) заставила сжаться мое сердце: на сегодня это было безжалостным перебором!
С десяток секунд (показавшихся мне вечностью) дамы смотрели друг на друга… Потом одна шагнула наружу, вторая внутрь.
***
Обеих я потерял одновременно. Одна, постояв какое-то время, прислонившись затылком к двери моей берлоги, молча ушла (я не препятствовал). Другая перестала ходить на репетиции… через пару недель свернувшиеся в силу общего июльско-августовского застоя концертной деятельности.
***
…Опять этот сон: исполняемый на волынке рок (явно пришедший в мои сны после первого визита в наш город «Nazareth», с часовым опозданием поднявшим на уши Дворец спорта уже одним этим бесконечным волынным вступлением к программе со всеми хитами)… рок на волынке под качающейся перед ДК железнодорожников парой огромных лип (никогда там не было), от одной из которых – лишь старый, потемневший от времени пень. Это – соревнование, конкурс, от какого зависит благосостояние советского народа, – это доносящееся сюда, под липы, одной из которых нет, из Дома офицеров (а как же ДК Железнодорожников? – вопроса не возникает) – доносящееся сюда шотландское вступление к концертной программе, призванной победить всё и вся – выиграть конкурс!..
…К сентябрю в нашем распоряжении уже был клавишный синтез для этой самой волынки, вступающей перед «Love hurts», открывающей теперь программу («Феличиту» в нашем с Оликом исполнении мы задвинули на второй план).
На афише перед Домом офицеров красовалось «Бит-квартет МЯМЛО» – мы так и не успели стать «Лямура́ми»: Александра Александровича задвинули так же молниеносно, как и выдвинули…
Перед выступлением в гримерке царило веселье: коллектив, впервые полностью оправдывавший свое название квартета, в меру, но явно мандражировал…
– Олик, ты слова твердо помнишь? – посреди общего оживления счел я необходимым «сделать контрольный звонок», имея в виду, в первую очередь, «Love hurts». Но и «Феличиту» тоже.
