(не) Параллельные - страница 20



Через минут семь мы подъезжаем по сказанному Мариной адресу. Но дом очень странный. Я вижу два подъезда, затем арку, и как я понимаю, через неё выход на другую сторону дома, где и находятся остальные подъезды.

— И как мы туда заедем? — недоумеваю. 

— Никак! Мы ходим через вон ту арку, — и она слишком близко наклоняется ко мне, чтобы пальцем ткнуть в темноту. От неё разит шампанским, клубникой и Мариной. Ее запах, который не спутаешь ни с чем. 

— Ну пошли, я проведу тебя тогда, если уж довезти не смог, — и буквально вываливаюсь из машины.

Марина выходит следом за мной.

— Тебе не обязательно этого делать, Артём. Я миллион раз ходила тут одна.

— Вот и плохо! 

Эти девушки такие бесстрашные. Мало что ли придурков на свете? Стоит там в темноте и ждёт, пока такая хорошенькая особа там не пройдёт. А дальше… Даже думать не хочу, что может случиться дальше. 

— А может я хочу, чтобы было плохо. Я же плохая девочка. А говорил, что помнишь все. Я пошла. Сама!

Что она делает? 

— Стой!

Но Марина начинает бежать. Успеваю пикнуть сигнализацией и бегу за ней. Но несмотря на ее алкогольное состояние, она довольно прилично оторвалась от меня. Бежит и смеётся. И оказывается возле арки. Ускоряюсь и взлетаю по лестнице в арку, и на середине ее, прямо в темноте, хватаю Марину за руку.

— Добегалась!

— Ага! — смеётся. — Так не веселилась уже лет сто.

— Пять.

— Что пять?

— Пять лет не веселилась.

— Не думай Клинский, что я не умею без тебя веселиться и совершать всякие глупости.

— Может и умеешь, а может и нет. Кто знает.

— Ну доказывать, а тем более тебе, я не собираюсь. Так что, Темочка, чао. Спасибо, что проводил, — и пытается вырвать руку из моей.

Но я не могу ее отпустить. Не хочу или не получается. Я не знаю. Вместо этого я резко прижимаю Марину к стене и целую ее в губы. Я вижу даже в темноте, как широко распахиваются ее глаза. Как удивление сменяется на желание, и девушка разрешает целовать себя. Я и хотел бы целовать ее пухлые губы нежно, не торопясь, исследуя каждую забытую трещинку, но не могу. Я целую так, словно через секунду умру. Как будто мне наденут на голову мешок, отведут к гильотине, и я распрощаюсь со своей жизнь раз и навсегда.

Быстро врываюсь в ее рот своим языком и, клянусь Богом, стону. Только он один знает, как я желал этого столько времени. И Марина отвечает мне, обхватив двумя руками мою шею. Мы как подростки, спрятавшиеся от родителей. Все делаем быстро и максимально страстно. Углубляю поцелуй все сильнее и сильнее. Наши языки переплетаются между собой, как идеальные половины одного целого. Опускаю одну руку девушке на талию и спускаюсь все ниже, забывая обо всем. Но в одно мгновение все прекращается, как сон. Бах! И ты не спишь. Так и сейчас.

— Клинский, твою налево! Что ты творишь?

— Я? Ты хотела спросить мы?

— Нет никаких мы, Артём. Господи! — и вытирает губы. 

Этот жест мне чертовски неприятен. Как будто это самое противное, что с ней случилось.

— Забудь, что это все было только что! Я ухожу!

И снова она убегает, но я не следую за ней. На сегодня хватит. И я ни за что в жизни не забуду, что только что было. Это очередной поцелуй, который попадает в копилку моих воспоминаний о Марине Никольской. И я очень надеюсь, что он не последний.

 

 

14. 13

Глава 8.1. Пять лет назад

Пришла и оторвала голову нам чумачечая весна,

И нам не до сна.

И от любви схожу я с ума,

Чумачечая весна, чумачечая.