Не по этапу - страница 6



Вторая Нагорная не обижала нас. Местная шпана жила своей, изолированной жизнью. Воровской. А в перерывах между делами сиживали урки на лестнице первого этажа нашего дома и мастырили мастырки. На ладонь высыпался табак из распотрошённой папироски, туда растирали гулечку анаши, всё это ловко заправлялось в заранее приготовленную бумажную гильзу, и мастырка шла по кругу:

– Ах ты, планчик, ты божия травка… – по подъезду распространялся сладковатый с горечью дымок. Глаза курильщиков пустели. Лица делались нездешними:

– Ах ты, планчик…

Арменикенская шпана… Лихие ребята…

Однажды, когда я сидел на балконе и оглядывал с высоты четвёртого этажа дворы, на улице застучали выстрелы. На крышу прямо подо мной выполз Кунжул, один из местных бандюганов. Он страшно глянул на меня и провел ребром ладони по горлу:

– Молчи!

А по улице неуклюже бежал милиционер, и из чего-то черного в его руке выпрыгивали искры.

Южный фасад нашего дома выходил на восьмиэтажку, в которой жил мой школьный приятель Валерка Егиянц…

Что-то на Нагорной было неладное с рельефом, и потому валеркин двор располагался на пару метров ниже нашего, и с балкона был весь как на ладони.

К соседским пацанам мы предпочитали лазать через забор, хотя можно было выйти на проспект, и – рукой подать – оказаться у входа на лестницу, ведущую вниз во двор. Но кому нужен тротуар, если есть забор?

А однажды в тёплый летний день у этого самого входа-выхода, попирая сандалиями проспект имени вождя, лузгал семечки Бурый – Боря Аветисов. И напевал, притаптывая в такт:

"Об-ана, об-ана,

Зарубили кабана…"

Славно так напевал…

И я невольно подхватил заразительный мотивчик. А дома неправильно истолковавшая текст мама влепила незадачливому исполнителю подзатыльник. Тоже – память…

........................

Много лет спустя, уже взрослым человеком, я как-то пришёл на улицу своего детства. Теперь она звалась по-другому, но была так же или почти так же неухожена, и ворота были – совершенно некстати – выкрашены казённой зелёной краской, и во дворе пустовала водолазкина осиротевшая будка. Сам же дворик был махоньким, и заборы – невысокими. И во второй квартире давно уже не жили мои приятели Сашка с Валеркой. И сам я пришёл не домой, а в гости…



* – Арменикенд – район города Баку, заселённый до недоброй памяти одна тысяча девятьсот девяностого года преимущественно этническими армянами



ИНСТИТУТ

Моя Свобода… Она пришла скромной гостьей, и тихонько присела на ступеньки школьной лестницы, где я терпеливо ждал, когда же, наконец, вынесут аттестат, и смогу навсегда покинуть надоевшее за томительные десять лет негостеприимное заведение…

Неужели всё позади? Идиотские сочинения с обязательным "раскрытием образа", нотации менторов, замечания в дневнике, почему-то непременно красными чернилами?..

............................

Перелистываю справочник для поступающих.

Ага. Геологов готовит университет. Может, туда?

– Геологов, как собак нерезаных, – отзывается мама…

– Иди в индустриальный на автоматику, за ней – будущее, – вступает папа.

– Хорошо, хорошо, – а это я…

................

Первый штурм институтской цитадели с треском проваливаю. Трояк по физике перечёркивает планы, предоставляя ещё одну бесценную попытку сделать правильный выбор.

Целый год, вдыхая вонь промзоны, я отработал слесарем на компрессорной станции под Баку.

И снова благополучно упустил шанс разобраться в себе.